Светлана Пастухова - Королевская кобра

– Могу предложить за нее небольшое вознаграждение, – послышался незнакомый и такой тягучий, что казалось в нем можно увязнуть, голос. Толстяк так странно произносил слова, что я едва разобрала смысл.

Мама показалась в проеме и заперла дверь, она понизила голос и о чем говорила с незнакомцем дальше, я разобрать не смогла, но через некоторое время все трое вышли во двор.

– Нейса, доченька, – мама подошла ко мне и погладила по щеке. – Тебе сейчас надо пойти с дядей, он приведет тебя в храм. Будешь воспитываться там, как жрица Богини. Дочка, это большое счастье, и не все девочки его достойны. Поднимайся, – мама потянула меня за руку.

– Это далеко? – вставая, спросила я.

– Нет, недалеко. Здесь же в городе. Когда соскучишься, сможешь приходить в гости, – переглянувшись с кивнувшим толстяком, поспешила ответить мама. – А в город поедешь на пони, ты ведь ни разу не ездила на пони? Дай ему руку.

Я подала толстяку руку, а он отогнул полу жилета, просунув руку в боковой разрез курты, достал из необъятных шаровар небольшой мешочек и отдал маме. Приняв подарок, она склонилась к ногам священника.

– Будь счастлива, – положив руку ей на голову, ответил пандит. – Пойдем, Нейса, взяв меня за вторую руку, он и незнакомец вывели меня со двора.

Двое мужчин вели меня к центру поселка – туда, где жил пандит. Сначала я оглядывалась на удаляющийся родной дом – хотелось увидеть Анви, попрощаться с ней, но сестра так и не показалась из-за дома. Одна мама, прижав к груди мешочек, продолжала стоять под моим деревом.

Потом вспомнила отца и Реянша – они должно быть расстроятся, когда вернутся с работы и не найдут меня. И я стала внимательно вглядываться в проходящих людей, надеясь увидеть родных, но, несмотря на то, что знала почти всех, это были не отец и брат.

Мы вошли во двор пандита, и я замерла от восхищения при виде невысокой лохматой лошадки. Пыльно-серая, с длинной густой челкой. Таких же, только украшенных, я видела на празднестве в городе, а сейчас могла рассмотреть и даже потрогать – она стояла около колышка и, уткнув нос в землю, искала траву. Я не могла сдержать радость, ведь предстояло ехать на этой лошади в большой город, где их много. Я представила, как по прошествии некоторого времени вернусь домой и расскажу брату и сестре, знакомым, соседям о всех чудесах и животных, которых увижу в городе. Быть может, посчастливится увидеть верблюда – Реянш говорил, что это такая лошадь с горбом, я не могла такого представить и очень хотела их увидеть. Представляла удивление соседей тому, как много всего увидела и узнала. Мне не терпелось сесть на лошадку и двинуться в путь. Я оглянулась на мужчин – незнакомец отдал пандиту такой же мешочек, как маме.

– Дай какую-нибудь мальчишечью одежду, не хочу, чтобы в дороге на девочку нашлись охотники. И шаль – надо спрятать ее волосы. Все мои ткани слишком дорогие для чумазой деревенщины.

Недовольно бормоча, пандит скрылся в доме. Вскоре он вышел с ворохом одежды.

Незнакомец осмотрел меня, велел надеть курту и дхоти и снять шальвар-камиз. Я послушалась – рубашка была велика, и пришлось закатать рукава, а подол едва не касался земли. Затем что-то невнятно наговаривая, толстяк собрал мои волосы и чалмой намотал на голову длинный и чистый хлопковый шарф.

– Ну вот, – сказал он удовлетворенно. – Теперь ты не девочка, а мой сын. Я везу тебя домой, поняла? В дороге не отходи от меня далеко, захочешь в туалет – скажи, я тебя провожу. Запомни – ты мальчик. Это очень важно.

Я ничего не поняла, но кивнула.

Толстяк подсадил меня на пони, с кряхтением взобрался сам, и мы поехали к поселковым воротам. На улицу высыпали, наверное, все жители, а я им весело махала и обещала скоро вернуться.

Когда мы выехали за пределы селения, наступили короткие сумерки, и за городской стеной тут и там появились пока еще редкие огни. Я думала, что пыхтящий за спиной, по-прежнему незнакомый человек повернет к ним, но пони пошел в противоположную сторону – в пустыню, к виднеющемуся на горизонте и подсвеченному последними закатными отблесками облаку пыли.

– Но город в другой стороне, – проговорила я, подумав, что чужеземец заблудился и уже повернулась указать, куда надо ехать, но меня больно дернули за ухо.

– Замолчи, мальчик. Чем меньше от тебя будет шума и беспокойства, тем тебе же лучше, – прогудел над головой голос. Толстяк говорил так, будто у него был полный рот горячего сабджи.

Я еще раз оглянулась на оставленную за спиной высокую стену, но ничего не увидела, кроме расшитой шелковой курты и жилета. Решив, что мы едем в какое-то другое, расположенное дальше селение, ведь я никогда не заходила так далеко в пустыню и не знала, что здесь есть, кроме родного поселка и ближайшего к нему города, то постаралась насладиться путешествием. Было очень удобно – от бега пони я мерно покачивалась, а сзади подпирал мягкий и круглый живот спутника. Кажется, он задремал, я бы последовала его примеру, но раздалось громкое урчание, и я даже не сразу сообразила, что это у меня в животе. Есть хотелось до тошноты, и я нетерпеливо завозилась – не терпелось уже приехать и поесть, но, сколько хватало глаз, кроме звезд над головой, не виднелось ни одного огонька. Мы отъехали так далеко от дома, что зародилось беспокойство – как же я вернусь к родителям, когда придет для этого время, как расскажу о своих достижениях? К тому же, уже соскучилась по ним, Реяншу с Анви, и захотелось домой. По щекам сами собой потекли слезы, и я начала тихонько всхлипывать. Видимо, это разбудило толстяка, он громко хрюкнул и зашевелился.

– Дядя, когда мы приедем? – воспользовавшись тем, что спутник проснулся, осмелилась спросить я.

– Уже недолго, – прошепелявил он.

Я снова захныкала.

– Что еще? – недовольно спросил дядя.

– Домой хочу, – с трудом выговорила я. – Когда мы вернемся домой?

Толстяк остановил пони, а я, особенно громко всхлипнув и икнув, удивленно уставилась на него – зачем мы остановились, вокруг только пустыня.

Он с кряхтением слез и стащил за шиворот меня. Я сидела на холодном песке и недоуменно смотрела на нависший надо мной живот.

– Мальчик, я уже говорил, чтобы ты не донимал меня, – донеслось из-за живота. – Пока мы в пути, твой дом – это я. Я тебя кормлю и везу, а ты, вместо того, чтобы молчать, мне докучаешь. Я в любой момент могу оставить тебя посреди пустыни на съедение диким зверям.

Я испуганно оглянулась – в каждой тени, в каждой складке песка чудились затаившиеся чудища, которые, как только толстяк уйдет, набросятся на меня и растерзают. Наверное, именно тогда я поняла, что больше не увижу наш маленький домик, родителей. Это их можно было разжалобить слезами или капризами, чужие же люди, что станут окружать меня впредь, останутся равнодушны к моим бедам так же, как простирающаяся насколько хватает глаз пустыня.