Елена Арсеньева - Тайное венчание

– Я не предавал тебя, имельдеш! – воскликнул Гюрд. – Держи! – И он бросил саблю Джамшида Сеид-Гирею, который перехватил ее с ликующим возгласом и тотчас обрушил на Волгаря каскад страшных ударов.

В это же мгновение какой-то возмущенный галерник полоснул по телу Гюрда ятаганом, и тот тяжело грянулся на палубу.

Вокруг вновь закипел бой, но Лиза ничего этого уже не видела. Она как-то ухитрилась оттащить Гюрда под прикрытие скамеек для гребцов и не сразу поняла, что ей помогал Миленко.

– Ох, брате! Ох, брате! – только и мог выговорить он, бесцеремонно срывая с Лизы покрывало и пытаясь остановить кровь, которая, пузырясь, вырывалась из разрубленного живота молодого чобарджи-баши.

Тот медленно приоткрыл выцветшие от невыносимой боли глаза и чуть шевельнул губами.

– Уйди… бой не ждет…

– Ты вчера помог всем нам, я же сразу понял! – сквозь рыдание прокричал серб. – Когда б не ты, нам бы не удалось… Зачем же сейчас… зачем?

– Он мне молочный брат, – едва слышно прошептал Гюрд. – Я не мог иначе. А теперь оставь меня, оставь!..

Миленко коснулся щекою его щеки и канул в кипение сражения, а Лиза, задыхаясь от слез, припала к Гюрду.

– Господи! Да как же ты? Это все из-за меня, из-за меня!

Губы Гюрда слегка дрогнули, он пытался улыбнуться.

– Ты думаешь, я сделал все это ради тебя? – с трудом произнес он, и в его слабом голосе Лиза уловила отзвуки былого высокомерия. – Да я перервал бы себе жилы зубами, когда б решился украсть возлюбленную у моего брата и господина! Чего бы я стоил, когда б изменил дружбе и братству ради женщины, всего лишь одной из многих? Нет, это кровь и вера пращуров моих властно позвали меня… Я не смог этому противиться, но сам покарал себя за предательство. Нельзя быть разом русским и татарином, христианином и…

Через мгновение глаза его остекленели. Этот непримиримый, ледяной взор Лиза еще долго ощущала на своем челе.

Она подняла голову, поразившись внезапной тишине.

Остатки защитников галеры и бунтовщиков прекратили битву и, стоя друг против друга, напряженно наблюдали за боем между Волгарем и Сеид-Гиреем, словно бы пришли к молчаливому согласию, что победа одного из их предводителей будет означать поражение всех сторонников другого.

По-прежнему в руках Волгаря было два ятагана против удивительного оружия Сеид-Гирея. Казалось, сабля Джамшида живет своей, отдельной жизнью, действует почти помимо воли своего обладателя, будто она сама находит удовольствие в беспрерывном, причудливом сражении, изнуряя не только противника, но и своего хозяина.

Если на лице Волгаря читалась только ожесточенная готовность продолжать схватку, пока бьется сердце, то лицо Сеид-Гирея было изуродовано тяжкой усталостью, которая на глазах сменялась полным безразличием ко всему на свете, в том числе к собственной участи. Словно бы весь его боевой дух был высосан этим неутомимым оружием, и теперь уже не Сеид-Гирей орудовал саблею, а сабля – им.

Ему удалось выбить ятаган из левой руки Волгаря, однако тот не отступил ни на шаг. И чем дольше оцепеневшая Лиза смотрела на поединщиков, тем отчетливее видела, что удача постепенно клонится на сторону Волгаря. Казалось, легендарная сабля Джамшида вытянула из рук Сеид-Гирея последние силы и теперь ей уже нечем питаться – значит, и ее сила начала угасать, ее ярость – усмиряться. И вот наконец настал тот миг, когда рука Сеид-Гирея, притиснутого к самому борту, разжалась… таинственная сабля вывалилась из ослабевших пальцев и бесследно канула в море. В тот же миг рухнуло и мертвое тело молодого султана, который, чудилось, умер даже прежде, чем его поразил неистовый удар Волгаря.

Вопль Лизы потонул в радостных криках, которыми разразились победители. Безропотно бросавших оружие татар вязали, приковывали к скамьям, теперь их ждала участь гребцов.

Волгарь, тяжело переводя дух, рассеянно отвечал на объятия и рукопожатия сотоварищей своих, а взгляд его очей, сверкающих из-под раскосмаченных седых волос, был устремлен на Лизу. Вдруг, испустив пронзительный, торжествующий крик, он взмахнул ятаганом у самого лица своего, отсек клок бороды под подбородком и развеял его по ветру, будто избавился от некоего знака своего позорного и мрачного рабства.

– Миленко, воды! – гаркнул он. Серб тут же вытянул из-за борта и выплеснул на Волгаря два ведра морской воды.

Со счастливым юношеским смехом Волгарь хлопнул Миленко по плечу, так что тот рухнул на колени, а потом, глотнув из бурдюка, сделал, пошатываясь, несколько шагов к Лизе, какое-то мгновение смотрел на нее шальными голубыми глазами. Она впервые увидела косой шрам на его лице, и какое-то воспоминание мелькнуло в голове, но не успело обратиться в мысль, потому что Волгарь вдруг подхватил ее, стиснул в объятиях и понес в шатер на носу галеры.

Волгарь словно опьянел от усталости, от крови, от удачи, и Лиза была тем, чего только и недоставало победителю: наградой, и добычей, ибо прежде принадлежала его врагу, и просто женщиной, ласки которой он был лишен так долго. Никакой силы не хватило бы, чтобы воспротивиться тому яростному напору, с которым он смял слабые попытки отбиться, словно она была к тому же и противником, коего надобно во что бы то ни стало одолеть. Однако после первых, почти звериных натисков он разжал пальцы, стиснутые на ее горле, злобные укусы сменились жаркими поцелуями, а сквозь надсадное дыхание прорвались хриплые слова забытой нежности.

Лиза, которая едва не лишилась чувств от страха и боли, пришла наконец в себя и вдруг с изумлением ощутила, что нет у нее ни сил, ни желания противиться этой буре. Более того! Все существо ее рванулось навстречу внезапной страсти Волгаря, и сладостное безумие закружило голову. Она слила свои движения с его, она оплела его спину ногами. Ее влекло к нему так, как умирающего от жажды влечет к себе желанный источник. Чудилось, их тела, сплетенные объятиями, подъемлют и опускают волны неведомого моря. Сон ли, явь?.. Даже угроза смерти не смогла бы оторвать ее от этого тела, которое трепетало в ее руках, передавая и ей свой трепет, зажигая и ее своим огнем. Никогда прежде, ни с кем не знавала она такого накала страсти. Тяга к этому человеку поразила ее, подобно тому, как меткая стрела поражает свою жертву в самое сердце.

Дыхание Волгаря сделалось надрывным, и Лиза ощутила, как плоть его задела наконец заветную струну в ее лоне и снова, снова, снова трогает эту струну. Лиза застонала, вскрикнула… Волгарь уткнулся ей в шею, стиснул плечи до хруста: «Ну… еще!» Лиза билась под ним, играла бедрами, как рыбка на мелководье. Он мелко задрожал, заметался, застонал с хрипом: «Ох… Господи!» – и замер, изливаясь в нее весь без остатка. И слаще всего было ей понимать, что и он согласен сейчас на смерть, лишь бы не разомкнулись их объятые единым восторгом тела…