Амелия Грей - Прошлой ночью с герцогом [litres]

Помещение было хоть и небольшим, но в нем царил порядок. Задвинутые шторы не пропускали свет, но на консоли стояла зажженная лампа. В камине горел огонь. Посреди комнаты стоял диванчик с цветастой обивкой, а перед ним – кресло и маленький чайный столик. На стенах висели два незажженных канделябра и картина с изображением холма, на котором паслись белые овцы.

Неожиданно Гриффину пришло в голову, что Эсмеральда достойна глубочайшего уважения хотя бы за то, что сумела сама, без чьей-либо помощи, так многого достичь.

– Джозефина со вчерашнего дня не вставала с постели, – сухо сообщила Эсмеральда, по-прежнему не глядя ему в глаза. – Ночью не сомкнула глаз, поэтому очень слаба.

– Я не задержу ее, но мне очень нужно с ней поговорить.

Эсмеральда кивнула и исчезла в спальне. Через несколько минут в комнату вошла Джозефина в сером стеганом халатике. Лицо девочки опухло от слез, глаза, нос и щеки были красными. В этот момент Гриффин понял, что готов заботиться о ней и защищать, как своих сестер, и страстно желал никогда не отпускать их с Эсмеральдой от себя, чтобы у девочки никогда больше не было причин плакать.

– Добрый вечер, ваша светлость, – присела Джозефина.

Гриффин поклонился.

– Здравствуйте, мисс. Вот приехал узнать, как у вас дела.

– Спасибо, неплохо.

– Я поставлю чайник и подогрею шоколад, – сказала Эсмеральда и впервые взглянула на него. – Или, может быть, вам что-нибудь покрепче, ваша светлость? Посмотрю, есть ли у меня.

Взгляд ее был таким усталым и настороженным, что у него защемило сердце. В это мгновение он поклялся себе, что сделает все, чтобы глаза Эсмеральды светились от счастья при виде его.

– Шоколада вполне довольно, – сказал он тихо и, когда она вышла, обратился к Джозефине: – Давайте присядем.

Девочка кивнула и устроилась на диване, сложив руки на коленях. Гриффин сел рядом.

– Это были непростые для вас дни, верно?

Она не ответила – лишь чуть склонила голову.

– Я только сегодня утром узнал о случившемся, иначе приехал бы раньше.

– Ничего страшного, – очень по-взрослому проговорила девочка. – Я все равно вчера никого не хотела видеть.

– И все же в том, что произошло, есть моя вина.

Гриффин очень надеялся, что его слышала и Эсмеральда. Возможно, она поймет, что он признал, как был не прав, когда выставил их из дома, даже не пожелав услышать объяснения.

– Джозефина, я нашел дом, где живет мистер Чамберс: хотел забрать Наполеона, – но дворецкий сказал, что хозяин уже повез собаку в Манчестер. Я тоже отправлюсь туда. Просто сначала мне хотелось повидать вас, убедиться, что все в порядке, и заодно извиниться. А Наполеона я тебе привезу.

– Нет, не надо. – Она шмыгнула носом и подняла на него огромные зеленые глаза. – Не забирайте его у той девочки: это будет так же подло, как поступил мистер Чамберс.

Гриффин попытался сглотнуть комок в горле и с трудом выдавил:

– Вы очень добрая девочка.

Ресницы Джозефины повлажнели:

– Я не хочу, чтобы вы стали как он, ваша светлость.

– Но вы же очень любите песика! Может быть, все же…

– Нет! – прервала его девочка и покачала головой. – Она тоже его любила и наверняка очень переживала.

Гриффин с нежностью посмотрел на ее сложенные на коленях руки: маленькие, сжатые в кулачки, чтобы не дрожали. Она все обдумала, и знала, что говорит.

– Он все равно был не мой, – продолжила Джозефина с полными слез глазами. – Я всегда это знала, просто надеялась, что его хозяин не найдется. Кроме того, я не хочу, чтобы Грейси пережила то же, что и я. Может, ей будет даже хуже: ведь она потеряет его уже во второй раз.

Гриффин никогда не лез за словом в карман, но теперь онемел. Она куда разумнее и рассудительнее, чем большинство взрослых, которых он знал.

– Ты не только добрая, но и справедливая.

– Не хвалите: я виновата, потому что ослушалась вас и Эсми и вышла за калитку. Если бы я не нарушила запрет, мистер Чамберс никогда не увидел бы Наполеона.

– Мы все иногда совершаем поступки, о которых потом жалеем. Уж мне-то не знать!

– Но от этого так больно!

– Да, – тихо согласился Гриффин.

Девочка вдруг заплакала и бросилась ему на грудь, обхватив руками за шею. Он прижал ее мокрую щечку к мягкому бархату жилета, совершенно растерявшись. Плечи ее тряслись от прерывистых всхлипов: она словно изливала в громких рыданиях сердечную боль.

Гриффину хотелось придушить Чамберса.

– Поплачь, станет легче, – прошептал Бенедикт, целуя девочку в макушку и поглаживая по голове, как если бы это была Вера или Сара.

В комнату вошла Эсмеральда и остановилась. Гриффин оглянулся и увидел, что глаза ее полны слез: она тоже страдает, чувствует себя одинокой и беззащитной.

И вдруг ощущение полного покоя снизошло на него. И причина стояла рядом: Эсмеральда. Гриффин без тени сомнения осознал, что полюбил ее: всем сердцем, душой, телом. В его жизни было немало женщин, самых разных, но ни одна не затронула его сердце. Он ни минуты не мог прожить, чтобы не думать о ней, не хотеть ее. И она не может без него: он это видел. Она стала частью его, второй половиной, родственной душой. Значит, надо найти способ заставить ее поверить в его любовь, дать возможность признаться, что и она любит его.

Но это не сейчас. В данный момент важно успокоить ее сестру, позволить девочке выплакаться.

Джозефина наконец заснула, но Гриффин продолжал обнимать ее до тех пор, пока не услышал шепот Эсмеральды:

– Пожалуйста, отнесите ее в постель, и я провожу вас.

Эти два дня стали для них адом.

Как это жестоко и несправедливо, что кому-то жизнь преподносит одни радости, а других преследует жестокая судьба. Джозефина осталась без родителей, а теперь у нее отняли и любимое существо, к которому она привязалась всей душой.

Эсмеральда была безутешна, но не могла отдаться своему горю, потому что надо было оставаться сильной, в точности как в те дни, когда умер отец Джозефины. Когда полчаса назад появился Гриффин, было так легко расслабиться, забыть о жестком контроле над эмоциями и позволить ему быть сильным. Пока Джозефина рыдала в объятиях герцога, Эсмеральда тихо плакала про себя. В эти минуты ее одолевало сострадание к сестре. Его доброта наполнила ее такой любовью, что в груди ныло.

– Возможно, теперь она проспит всю ночь, – сказал Гриффин, когда они вернулись в гостиную.

– Да, хорошо бы, – коротко ответила Эсмеральда, по-прежнему не глядя на него, и направилась к двери.

Если ничего не говорить, не смотреть в эти синие глаза, можно уверить себя, что никакой любви нет, но каждый раз, когда их взгляды встречались, лгать себе было невозможно. Она не хотела оставлять свое сердце в его доме, когда уезжала, но именно это и случилось.