Маргерит Кэй - Обольстительная леди Констанс

– Констанс… – Он коснулся ее волос.

Она подняла лицо. Он нагнулся к ней. Грохот на площади, где начали убирать остатки пира, заставил обоих вздрогнуть.

– Уже утро, – вздохнула Констанс. – Твой первый официальный день в качестве правителя Маримона, а ты еще не спал. Должно быть, ты очень устал.

– Да, – ответил Кадар, улыбаясь. – Празднества продолжались допоздна. Мне необходим день отдыха. Но я не собираюсь спать целый день. Я хочу провести день вдали отсюда.

– Значит, ты только день в своей новой роли, но уже собираешься бежать! – поддразнила она.

– Наоборот, я проведу день в размышлениях, прежде чем надену тяжелую мантию власти. – Он покосился на восходящее солнце. – Если мы хотим использовать сегодняшний день оптимальным образом, нам лучше уехать как можно скорее.

– Мы? Нам? Разве ты не хочешь побыть в одиночестве?

– Констанс… – Он взял ее за руку, поцеловал кончики пальцев. – Мы оба освободились от обещания, данного по ошибке из чувства долга и чести. Нам обоим придется иметь дело с последствиями, причем очень скоро. Но разве нельзя нам взять день для себя, чтобы недолго порадоваться такой свободе?

Что он имел в виду под словом «порадоваться»? Теперь, когда убран барьер в виде его помолвки, ничто не может помешать им… не это ли имел в виду Кадар? Констанс решила, что лучше не спрашивать.

– Да, – просто сказала она. – Да, пожалуйста. Мне бы очень этого хотелось.

Кадар опустил парус на небольшом судне-дау и проворно спрыгнул на отмель, чтобы вывести судно на берег. Когда она впервые увидела суденышко, прыгавшее у причала, и поняла, что его день отдыха включал морскую прогулку, у нее разыгрались нервы. Но он оказался верен своему слову и не выходил из спокойного залива. Он вел суденышко опытной рукой, и она очень быстро успокоилась, наслаждаясь свежестью морского бриза, который ерошил ей волосы солеными брызгами, которые попадали на лицо. Она вовсе не сравнивала их прогулку с тем днем, когда «Кент» пошел ко дну.

Вскоре деревянный корпус уткнулся в песок. Она ступила в мелкую воду, радуясь прикосновению волн к лодыжкам, глядя, как Кадар затаскивает судно выше на берег, на мягкий белый песок за линией прибоя. По пути он почти ничего не говорил, просто время от времени успокоительно поглаживал ее по руке, когда дау подбрасывало на очередной волне. Раньше ей и в голову не приходило, что он умеет ходить под парусом, хотя, когда она так сказала, он рассмеялся.

– Такое путешествие на верблюде заняло бы несколько дней. Наши дау – верблюды моря здесь, в Маримоне. У нас все умеют ходить под парусом.

– Мне хотелось бы научиться, – задумчиво проговорила Констанс. – Хотя когда я вернусь в Англию, вряд ли мне пригодится умение ходить под парусом.

Кадар молчал, и она обрадовалась. Англия – тоскливая тема в такой прекрасный день. Ей не хотелось думать об Англии. Сегодня они с Када-ром плывут по течению и от прошлого, и от будущего. Они беглецы. Констанс слегка встряхнулась. Здесь, кроме них, никого нет. Они на пустынном берегу, а впереди их ждет…

«Прекрати об этом думать! Просто наслаждайся!» Она огляделась по сторонам. Наступало время отлива; обнажилась широкая полоса влажного золотистого песка. Странные скалы, образовавшие естественную бухту, примыкали к утесам. Заинтригованная, Констанс побрела к ним и взобралась по грубым ступенькам, вырубленным в скале. Нет, это не бухта, а огромный скалистый бассейн, вода в котором оказалась темно-бирюзового цвета. Стоя на узкой стене, образованной гладким камнем, она стала пробираться к дальнему концу, где камни спускались к воде, словно маленький стапель. Кадар подхватил ее, помог спуститься на узкий пляж.

– Как интересно! Это природное образование?

– Пришлось потрудиться, чтобы немного углубить его, и вырубить ступени, по которым ты поднималась, а в остальном – да, это редкое природное явление.

– Настоящее чудо!

– Рад, что ты так думаешь, – улыбнулся Ка-дар. – Здесь также совершенно безопасно – как видишь, с этого края очень мелко.

Наконец до Констанс дошло, и у нее засосало под ложечкой.

– Ты привез меня сюда, чтобы научить плавать!

– Здесь учился плавать я сам.

– Правда? Кто тебя учил?

– Отец, – ответил Кадар. – Когда я был очень маленьким, лет четырех или пяти, он привез сюда нас с Бутрусом в дау, похожей на ту, в которой сюда приплыли мы.

– Значит, и ходить под парусом тебя научил тоже он?

– У тебя удивленный вид. Повторяю, у нас в Маримоне все умеют ходить под парусом.

Констанс смущенно пожала плечами:

– У тебя все выходит так естественно: отец учит сыновей плавать и ходить под парусом. Я думала… у меня сложилось впечатление, что ты… Нет, не важно.

Она отвернулась, стесняясь нахлынувших на нее чувств, и побрела по песку к их судну, в тени которого Кадар расстелил одеяло.

– Здесь в самом деле очень красиво, – весело произнесла она, когда он догнал ее.

Он смотрел на нее таким взглядом, что она поежилась, уверенная, что он читает ее мысли. Так оно и оказалось.

– Твой отец…

Констанс хлопнула в ладоши:

– Прошу тебя, давай не будем о нем говорить – хотя бы сегодня! Расскажи лучше о своем отце. И о брате.

Он колебался, но потом, к ее облегчению, решил выполнить ее просьбу.

– Я говорил тебе, что мы с Бутрусом были совсем не похожи друг на друга, – сказал он, – и у тебя, наверное, сложилось впечатление, что я не был счастлив, пока рос в Маримоне. Все не так. В детстве мы дружили, а когда дело доходило до того, что отец считал мужскими занятиями – верховой езды, плавания, хождения под парусом и владения мечом, – у меня проявлялись способности к таким вещам.

– Значит, отец тобой гордился?

– Он был… доволен мною, – ответил Кадар, как обычно, тщательно подбирая слова. – Я оправдал его ожидания. – Он набрал в руку пригоршню песка и выпустил струйку сквозь пальцы. – К сожалению, отец превращал наши игры в состязания, побеждать в которых, естественно, должен был Бутрус как его наследник. Но часто я превосходил старшего брата.

– Соперничество братьев – совершенно естественное явление! – воскликнула Констанс. – Веди ты себя иначе, ты был бы очень странным ребенком!

Кадар с горечью рассмеялся:

– Да, отец считал меня очень странным ребенком.

– Потому что ты предпочитал учение таким вот мужским занятиям, которые он так любил? Разве он не понимал, что сам во всем виноват? Что он сам толкает тебя в библиотеку, потому что там, скорее всего, единственное место, где брату не захочется с тобой состязаться? – Она говорила возмущенно, тронутая образом юного Кадара.

Он смотрел на море, но мысли его явно были обращены вглубь себя.

– Возможно, потому, – медленно проговорил он, – что ты слишком много времени смотришь на звезды в телескоп, ты видишь мир по-другому. Я хочу сказать, – продолжал он, беря ее за руку, – что раньше я даже не думал о том, что моя погруженность в книги стала бегством. Очень может быть, ты права, но, если так, отец оказал мне хорошую услугу.