Элизабет Макнилл - Мастерская кукол

Сестра встала и накинула ветхую ночнушку, а Альби уселся на край кровати и, мурлыча себе под нос какую-то песенку, достал иглу и нитки. Старый подвал для хранения угля был мал, как табакерка; встав посреди комнаты, Альби мог бы дотронуться до каждой из четырех стен, а если бы встал на колени на кровати – то и до потолка, но у многих не было и этого.

– Впервые я корнета встре-е-етил, В полку драгун позавчера.

Ему я лихо задал перца, Забрал пригоршню серебра-а!..

Краем глаза он наблюдал за сестрой, которая, задрав подол ночной рубашки, присела над миской с уксусом. Ее лобковые волосы были похожи на грязное мочало. «Давай уедем отсюда, – хотел сказать ей Альби. – Давай уедем! Проберемся на корабль и уплывем в дальние края!» Но разве там будет не то же самое? – подумалось ему. Где бы они ни были, все повторится снова. Он ненавидел ремесло сестры и в то же время принимал его, смирялся с ним, хотя его ненависть не становилась от этого слабее. Альби вообще не привык думать о жизни как о счастливой или о несчастной – для него она была просто выживанием, ежедневной борьбой за жалкий кусок хлеба, который нужно было добыть любой ценой и при этом – не попасть в работный дом. Да, подчас ему хотелось убежать от такой жизни, убежать куда-то очень далеко, но он понимал, что бежать некуда.

– Ну что ты опять воешь? – недовольно спросила сестра.

– Это называется пение, – сухо отозвался мальчишка, не переставая орудовать иглой. – А если ты не разбираешься, нечего и говорить… И вообще, не приставай! Я вооружен, так что, если кто вздумает ко мне задираться, тому я быстро выколю глаз или два… Это так же просто, как проткнуть кузнечные мехи. Пшик – и все!..

Альби шил из обрезков атласа красивую розетку, чтобы подарить Айрис на Рождество, но сестре мальчуган говорить об этом не стал, боясь, что она станет его дразнить. Сам он постоянно вспоминал монету, которую Айрис потихоньку сунула ему в руку, и все больше убеждался, что на самом деле эта девушка – не работница из кукольного магазина, а переодетая фея, единственная добрая душа во всем городе. Альби хорошо помнил, как однажды она потихоньку сунула ему в мешок каравай хлеба, а еще раньше подарила красиво раскрашенный деревянный волчок, которым сама играла в детстве.

Сестра Альби тяжело вздохнула и снова забралась под одеяло.

– Мне надо поспать до того, как начнут приходить клиенты, – сказала она, и Альби тоже вздохнул. Для сестры предстоящая ночь будет нелегкой, это уж как пить дать.

– Эй!.. – Прямо над их головами кто-то застучал по железной решетке окна. – Альб, ты там? Тебе еще нужны собаки?

– А ну, пошел отсюда со своей дохлятиной! Только и знаете, что шляетесь, не даете честной девушке уснуть! – крикнула сестра, но Альби уже бросился к выходу. Откинув грязный полог, служивший им дверью, он взбежал по ступенькам (не забыв перепрыгнуть через прогнившую) и выскочил на улицу, сжимая в руке свой мешок.

– Собака? Где?! Старая или молодая? – засыпал он вопросами стоящего на тротуаре приятеля.

– Не знаю, – отозвался мальчишка. – Она попала под кэб.

– Значит, она еще не сдохла?

– Наверное, еще нет, но нам лучше поторопиться. Бедняга воет так, что на погосте Святой Анны все мертвецы проснутся.

– Тогда бежим.

Солнце садилось. Его желтый свет едва просачивался сквозь висящую в воздухе угольную пыль, дым и туман. Мальчишки сорвались с места и помчались по обшарпанным, бедным улицам – сначала по Олд-Комптон, потом по Фрит и, наконец, свернули на Ромилли, где уже был слышен далекий жалобный визг. На бегу приятели яростно торговались – за доставленные сведения приятель просил шоколадную конфету или пакет мясных шкварок, но Альби сумел уговорить его взять пакетик засахаренного имбиря.

Собака попала под колесо задней лапой, превратившейся в кровавое месиво, в котором белели осколки костей. Как видно, она пыталась отползти, но каждое движение причиняло ей еще более сильные страдания, и собака визжала все громче, все жалобнее. Кровь тонкими струйками сбегала в сточную канаву.

– Надо ее прикончить, чтоб не мучилась, – сказал какой-то прохожий. – Сломать ей хребет, что ли…

– Предоставьте это мне, сэр, – важно сказал Альби, осторожно приближаясь к собаке. – Тише, тише!.. – приговаривал он, стараясь все же не подходить слишком близко, чтобы раненая тварь его не укусила. Альби знал, что после укуса собаки он может взбеситься и у него пойдет пена изо рта. Как он и думал, вылечить собаку было невозможно: ее задняя лапа была размозжена и кровоточила, точно мясные отходы, которые уличные мальчишки-попрошайки засовывают под одежду в надежде вызвать жалость у прохожих.

– Хорошая собачка!.. – проговорил он и погладил дворнягу по спине. В ответ собака заскулила чуть тише. Глаза ее, казалось, готовы вылезти из орбит, тело крупно дрожало. – Тише, тише, красотка. Сейчас я тебе помогу… – Альби сделал приятелю знак, и тот подал ему подобранный тут же камень. Сжав его в руке, мальчик закрыл глаза. Он не любил убивать, но лучше так, чем оставить бедняжку медленно умирать от боли! А то, глядишь, на визг сбегутся мальчишки-беспризорники, которые забавы ради запинают еще живую собаку ногами или сожгут живьем. Кроме того, за труп можно будет получить у Сайласа еще несколько пенсов и таким образом хоть немного приблизить тот прекрасный момент, когда у него появятся новенькие зубы. Правда, собаку было бы лучше удавить: если череп останется цел, старый скряга даст за нее больше, но… но Альби просто не мог так поступить. Хладнокровно затягивать петлю и видеть смертный ужас в собачьих глазах, ощущать последние судороги обмякшего тела – все это было выше его сил. И он снова взялся за камень.

Удар, хруст ломаемой кости – и тишина. Лапы собаки еще подергивались, но она была мертва. Альби сидел над ней на корточках и пытался отдышаться. Мертва… Мальчуган вытер лицо ладонью и принялся засовывать мертвое тело в свой мешок.

– Прости, красотка… – проговорил он вполголоса.

– Мегалозавр… Мегалозавр… Мегалозавр… – Альби не помнил, где он слышал это слово и что оно означает, но повторял его снова и снова. – Мегалозавр, – бормотал он себе под нос, мчась по улицам по направлению к лавке Сайласа. Собака в переброшенном за спину мешке была еще теплой. Вот бедняжка, не повезло ей!.. Впрочем, для Лондона это обычное дело. Однажды он и сам, быть может, попадет под лошадь, и его тело окажется в мертвецкой при какой-нибудь больнице – изуродованное, неподвижное, ни на что не годное. Заинтересуются им разве что эти хирурги-безбожники, которых хлебом не корми, дай вскрыть свежий труп!.. При мысли об этом его передернуло. Сестра все время твердила, чтобы он был осторожнее, чтобы не торопился и не перебегал улицу перед бешено несущимися экипажами и каретами, чтобы остерегался лошадей с их острыми копытами и возниц с тяжелыми кнутами. Именно так, кстати, он и лишился зубов. Когда Альби было четыре, его сбил кэб, и хотя все его кости остались целы, лошадиной подковой ему выбило почти все молочные зубы, а новые, «взрослые», на их месте почему-то не выросли. За исключением одного… Тут Альби по привычке потрогал языком одинокий резец во рту. Ничего, когда он накопит денег, то сможет купить себе отличные зубы. Билл и остальные мальчишки просто обзавидуются.