Тимери Мурари - Арджуманд. Великая история великой любви

Однажды перед рассветом, когда тонкая линия, отделяющая небо от земли, едва проступила на горизонте, Мурти вместе с женой отправился взглянуть поближе на Великого Могола.

Народу, как обычно, собралось немерено. Прозвонил колокол, опустилась толстая золотая цепь.

— Что это? — спросил Мурти.

— Цепь правосудия, — ответил кто-то. — К ней привязывают прошения. Говорят, падишах их читает и помогает людям. Кто знает, может, это и так…

Посадив сынишку на плечи, Мурти вглядывался в смутно различимую фигурку, ожидая чего-то необычного. Люди вокруг творили намасте [23] Индийское приветствие, от слов «намах» — поклон, и «те» — тебе. В широком смысле означает: «Божественное во мне соединяется с Божественным в тебе». , в надежде, что в ответ получат благословение, окажутся под защитой могучего падишаха.

— Он бог? — спросил Гопи, задохнувшись от волнения; малыш и раньше задавал этот вопрос.

— Нет, человек, — уныло ответил Мурти. — Но для нас все равно что бог.

Шах-Джахан стоял недвижно, как мраморная статуя. От толпы внизу его отделяла целая Вселенная, пересечь которую никто не мог. Наконец, когда солнце выплыло на небосклон, разорвав ночные путы, он повернулся и исчез. Цепь подняли наверх.

— Ей кто-нибудь пользуется? — Мурти задрал голову и посмотрел на отверстие.

— Наверное, да… Иногда.

— Кто здесь главный? — нетерпеливо спросил Мурти.

Писец кивком указал на крепость, на мраморные павильоны, высящиеся за стеной:

— Вон там главный. — Едва ли не впервые он окинул взглядом резчика, стоящего перед ним. — Что ж, начнем все сначала. Ты ищешь работу…

— Меня сюда прислали. Мой раджа передал подарок для падишаха…

— Падишах его получит. Я сам за этим прослежу. Так ты, значит, каменотес?

— Нет. Я мастер. Ачарья . Я вырезаю фигуры богов.

— Здесь нет богов. Будешь тесать мрамор — или уходи. Другие ждут.

Мурти не уходил. Позади писца высились многоцветные шатры — шаминьяны , между которыми сновали чиновники с кипами бумаг.

— Я хочу поговорить с ними, — Мурти махнул рукой в их сторону.

— Иди, если хочешь.

Это было сказано так равнодушно, что у Мурти защемило сердце. У него есть гордость. Не может он безрассудно промотать мастерство, согласившись стать каменотесом. Но и уйти он не может, не выполнив поручение раджи.

Писец чистил перо, Мурти для него больше не существовал.

— Люди ведь будут молиться в том здании, что строится? — спросил Мурти.

— Нет, — ответил писец. — Это гробница.

— О, ну тогда там обязательно должен быть портрет рани [24] Царица, принцесса. .

— Нет. Коран запрещает изображать людей. А сам Аллах не имеет ни начала, ни конца.

Мурти кивнул, будто понял, но писец видел, что это не так.

— Какой она была?

— Откуда мне знать? Уходи, если не хочешь тесать камень. Другие ждут.

Из шатра вышел высокий худой человек в курте из тонкого дорого муслина до колен; седая борода аккуратно подстрижена. Пальцы у него были в перстнях, на запястьях золотые браслеты.

Иса посмотрел на толпу. Пожалуй, не менее двадцати тысяч, подумал он. Писцы, занимавшиеся наймом, сидели в ряд у низких столиков, записывая особые приметы работников: шрамы, родимые пятна, бородавки и прочее. В конце дня, когда производилась оплата, приметы сверяли, и лишь после этого выдавали деньги. В свое время такую систему учредил Акбар, чтобы не платить самозванцам.

Внимание Исы привлек человек, сидевший на корточках возле одного из писцов. Почувствовав на себе взгляд Исы, незнакомец поднял голову. Что-то в его лице зацепило… Вернувшись в шаминьян, Иса велел позвать к себе писца.

— Кто этот человек?

— Глупец. Говорит, что умеет вырезать из камня идолов. Я сказал ему, что здесь идолов не будет. Но он все равно не уходит. — Писец пожал плечами.

— Я спросил, кто он? Узнай, откуда он родом, потом приди и доложи.

Писец вернулся к столику и вооружился пером. Ему непонятен был интерес чиновника, однако он задал Мурти несколько вопросов.

— Он из Гунтикула, это на юге… — доложил писец Исе, когда все вопросы были исчерпаны.

— Я знаю, где это.

— Он ачарья. Зовут его Мурти. Его отец Кришнан, дед — Лакшман. Сюда послан раджой. Я предложил ему работу каменотеса, но он отказывается.

— Дай ему работу, — сказал Иса.

— Но здесь для него нет ничего подходящего!

— Его искусству найдется другое применение. Не говори ему об этом. Проследи и доложи мне лично, как он живет.

— В ы задумались, ваша светлость.

— Разве принцам нельзя задумываться?

— Только не на поле брани! Я мог поразить тебя уже трижды — сюда, сюда и вот сюда. — Меч генерала Махабат-хана по очереди коснулся моего горла, сердца и живота. — На войне падишах — это сердце армии. Если он убит, поражение неизбежно. Когда пробьет твой час, мой мальчик, вспоминай совет своего дедушки Акбара: «Правитель обязан стремиться к завоеваниям, иначе соседи поднимут против него оружие».

— Но мой час еще не пробил, и пока еще можно помечтать. Хватит на сегодня.

Оруженосец принял у меня меч и щит. Пыль, поднятая во время схватки, еще не осела, вспотевшее лицо было грязным. Мы направились в хамаму [25] Место для водных процедур, разновидность бани. , чтобы совершить омовение. Генерал враскачку шел рядом со мной. Походка у него была в точности как у моего деда; дед умер два года назад, и я хорошо помнил его.

— Ты постоянно думаешь об этой девушке, Арджуманд…

— Да, это так, но мысли о ней скрашивают тоску одиночества. А военным, видимо, мечтать не пристало?

— Так же, как и принцам, будущим властителям.

Арджуманд… Ар-джу-манд… Мне казалось, что тело мое превратилось в заброшенный дворец, по которому скитается ее душа. Она бродила там, куда доселе никому не было доступа… и никогда не будет… В сердце будто залили свинец. Арджуманд одна могла избавить меня от этой боли, но ее не было рядом, и я не понимал, жив ли еще или уже перенесся в мир иной…

— Что мне делать, Махабат-хан, скажи?

Генерал был моим советчиком с тех пор, как мне впервые хватило сил поднять меч. Он обучал меня благородному искусству фехтования, верховой езде, военной стратегии и тактике. Я был хорошим учеником, да и от природы я был храбрым, как и мои великие предки. Иначе и быть не могло.

— Забудь о ней, — не раздумывая ответил старик, чуть повысив голос: плеск воды в хамаме был довольно силен.

Юные рабыни растирали тело, покрытое шрамами, если он хватал кого-то за грудь, раздавалось громкое хихиканье. Огромная лапища охватывала нежное полушарие полностью, оставляя влажный след на тонкой чоли [26] Длинная блузка. .