Джоанна Линдсей - Это дикое сердце [litres]

Фермер был только ранен. Четыре индейца теперь пытали его, пока остальные команчи обыскивали дом и сарай.

Двое команчей вошли в сарай. Один залез в фургон и стал рыться в нем, вышвыривая содержимое. Другой осматривал строение в поисках укрытий. Его цепкий взгляд ощупывал каждую деталь с убийственной наблюдательностью.

По его лицу невозможно было судить о его мыслях: его переполняло ужасное, мучительное горе. Вчера в лагере он увидел ужасающую картину; кошмар, оставленный бледнолицыми. Впервые после трехлетнего отсутствия он вернулся к своим, но, как оказалось, слишком поздно – он не успел спасти мать и сестру. Месть не воскресит умерших в страшных мучениях, но может облегчить его собственную боль.

Следы в грязи привлекли его внимание, и он медленно подошел к ящику. В руке он сжимал короткий, острый, как бритва, нож, которым свежевал животных.

Кортни не слышала, как двое индейцев вошли в сарай. Ее сердце колотилось так громко, что заглушало остальные звуки.

Крышка ящика распахнулась, и не успела Кортни ахнуть, как индеец схватил ее за волосы. Она зажмурилась, чтобы не видеть, как будет нанесен смертельный удар. Она поняла, что ей перережут горло, потому что он откинул ее голову назад, обнажив шею. В любую секунду теперь, Боже, в любую секунду…

Девушка отказывалась открывать глаза, но он хотел, чтобы она смотрела на него, когда он будет ее убивать. Вторая женщина валялась на полу ямы без сознания, но эта все понимала и дрожала. Вот только на него не смотрела, даже когда он со всей силы накрутил ее волосы на кулак. Он знал, что делает ей больно, но она упрямо не открывала глаза.

А потом, сквозь туман неистовства он стал ее осматривать. Он понял, что она не местная. Дорогая одежда, не из ситца, и не из линялого хлопка; кожа, слишком белая для жены или дочери фермера, почти прозрачная, не тронутая солнцем. Волосы гладкие, как шелк, были не светлыми и не каштановыми, а соединяли в себе оба оттенка. Присмотревшись внимательнее, он понял, что ей вряд ли больше четырнадцати, разве что совсем чуть-чуть. Медленно он перевел взгляд с нее на фургон и увидел многочисленные платья, которые выбросил из него Кривой Палец. Он отпустил волосы девушки.

Кортни была слишком испугана. Прошло много времени, а лезвие так и не коснулось горла. Когда ее отпустили, не знала, что и думать. Но, открыв глаза, едва не лишилась чувств. Никогда прежде она не видела ничего, страшнее индейца.

Длинные, черные как смоль волосы, сплетенные в две косы. Обнаженная грудь, вымазанная краской цвета разбавленной крови. Краска нескольких цветов делила его лицо на четыре части и скрывала черты, но глаза, устремленные на нее, поразили ее. Глаза как будто не принадлежали этому человеку. Они вовсе не казались угрожающими, как вся его внешность.

Кортни смотрела на него, когда он отвернулся от нее, а потом снова впился в нее глазами. Она набралась мужества посмотреть на его тело, но уставилась на руку, державшую направленный на нее нож.

Он видел, как кошачьи золотые глаза расширились при виде ножа, и в следующий миг девушка лишилась чувств. Индеец раздраженно заворчал, когда она рухнула рядом с другой женщиной. Глупые восточные женщины даже не удосужились вооружиться.

Вздохнув, он заколебался. Круглые детские щечки делали ее слишком похожей на его сестру. Индеец не смог убить девушку.

Тихо закрыв крышку ящика, он вышел из сарая и подал знак Кривому Пальцу, что они и так уже потратили слишком много времени.

Элрой Брауэр проклинал судьбу, по велению которой оказался в Уичито именно в тот день, когда там объявился Билл Чепмэн. Он знал, что теперь умрет. Но когда… когда? Он и его похитители были уже в нескольких милях от фермы. Они ехали на север по следам Чепмэна и не останавливались до тех пор, пока солнце не зависло прямо над головой.

Индейцы смогли справиться с Элроем, только навалившись на него все вместе. Борьба не была долгой. В одно мгновение Элрой оказался раздетым, его распластали на горячей земле. Мужчина почувствовал, как части его тела, никогда не видевшие солнца, начали медленно раскаляться под жаркими солнечными лучами.

Проклятые дикари расселись вокруг и начали наблюдать за тем, как он истекает потом. Один из них периодически постукивал по торчащей из его бедра стреле каждые пять секунд, и боль пробивала Элроя волнами, которые не успевали затихать до следующего удара.

Элрой знал, чего они хотели, понял, когда ему указали на три мертвых тела на ферме. Индейцы объясняли терпеливо: поднимали два пальца, показывали на него, а затем на три тела. Они знали, что двое участников резни в индейском поселении находились на ферме, и знали, что он один из них.

Фермер пытался убедить их, что он не тот, кого они ищут. В конце концов, там было два лишних тела. Они не верили ему, и, не получая нужного ответа, резали его.

Когда на его теле уже кровоточило с полдюжины небольших ран, он указал на труп Питера. Какая разница? Мальчик все равно был мертв, и уже не мог страдать. Но Элрой страдал, наблюдая за тем, что они делали с телом Питера. Он облевал всего себя, когда они кастрировали труп, затолкали кусок плоти в рот парня и зашили губы. Послание будет понятно любому, кто найдет изуродованное тело Питера. И только Элрой знал, что с Питером это сделали, когда тот был уже мертв.

Повезет ли ему, как Питеру? Единственная причина, по которой он все еще жив, это намерение индейцев с его помощью разыскать остальных участников резни. И все же, чем дольше они продержат его в живых, тем больше он будет страдать. Элрой готов рассказать им все, что знает, только бы они после этого его сразу прикончили. Но что толку, эти люди все равно его не понимали? Да и, Господь свидетель, он не знал, где искать остальных. Поверят ли они в это? Разумеется, нет.

Один из команчей склонился над ним. Из-за солнца Элрой различил лишь черный силуэт. Он попытался поднять голову и увидел руки индейца. Тот держал несколько стрел. Неужели они, наконец, решили покончить с ним? Но нет. Почти нежно, индеец ощупал одну из ран Элроя. После чего мучительно медленно вставил в рану наконечник стрелы, и не прямо, а боком, в мышцу, и еще, о Боже, они что-то раскаленное положили на наконечник, чтобы он обжигал изнутри. Как будто ему на кожу упал раскаленный уголь и остался на ней. Элрой стиснул зубы, отказываясь кричать. Не закричал он и тогда, когда с остальными ранами проделали то же самое. Он все держал в себе. На нем было всего шесть ран. Столько он мог выдержать. Потом они оставят его в покое на некоторое время, чтобы его тело поглотила боль.

Элрой попытался отогнать боль усилием воли. Он подумал о дамах, которых нелегкая занесла на его ферму. Слава Богу, он хоть не видел, что с ними случилось. А потом вдруг он снова увидел преследовавшие его полные ненависти глаза. Изнасилование той индейской девочки не стоило этого. Ничто этого не стоило.