Елена Арсеньева - Чужой муж

Пошел было прочь, потом вдруг вернулся с озадаченным лицом, взял у Сергея папку, изумленно взглянул на его фамилию, потом на ожесточенное лицо, страдающие глаза…

– Погоди-ка! – воскликнул Арефьев. – Да ты – тот самый Морозов! Тот самый, о котором она мне говорила?! Это ты?!

– Правда? – процедил Сергей. – И что говорила?

– Ничего! – хохотнул Арефьев. – Она говорила, что ты просто ее сосед!

– Сосед, – кивнул Сергей. – И что, у тебя с ней серьезно или так? Очередная интрижка?

Он сам не знал, зачем спрашивает, зачем бередит рану.

– Слушай, Сережа, – спокойно сказал Арефьев. – Если бы не Лиля, меня бы уже на свете не было. Понял? Ну и, как бы то ни было, она завлит нашего театра, так что считай, что тебя, Серж Морозов, в нашем театре уже поставили.

– Знаешь, старик, – ответил Сергей, – я передумал здесь пьесу ставить. Ты Лиле не говори, что это я был – ее сосед… – Он презрительно усмехнулся. – Ладно, бывай! А рукопись мою можешь выбросить!

И пошел прочь.

Герман посмотрел вслед, пожал плечами – и пошел в театр.

Вообще-то Катя ожидала, честно говоря, большего… Для житья отец выделил ей какую-то каморку под лестницей. В настоящие комнаты не допустил. «Настоящие комнаты» находились на втором этаже. Там жили отец и эта… разлучница, Лилька. Но там оставались еще свободные, не занятые комнаты! Нет, папка сунул ее в эту комнатушку!

Вообще-то комнатушка была ничего себе, обставлена хорошо, с красивыми занавесками, кровать мягкая. Зеркало с туалетным столиком, на котором Катя мигом разложила все свои побрякушки – и еще какие-то сережки-колечки, найденные в ящиках тумбочки.

Интересно, кто эту дешевку тут оставил? Уж не Лилька, конечно!

Не слишком-то отец ее жалует: никаких ни серег, ни колец… У мамки и то побольше золотишка, хоть и без мужа живет. Ну, мамка своего не упустит!

Надо ей написать, в какую каморку папка запер единственную дочь, – пусть разнос ему устроит в следующем письме.

Хотя лучше не надо. Вдруг папка обидится и выкинет ее вон? Скажет, вали в свою деревню, если не нравится! И опять весь во власть разлучницы попадет.

…Дверь внезапно распахнулась – Катя даже вздрогнула, увидев на пороге упомянутую разлучницу. Как говорится, помяни о черте – он уже тут.

Разлучница опешила – она явно не ожидала, что увидит здесь Катю. Вчера, когда папка их знакомил, смотрела так приторно, будто меду обожралась. Ласковую строила. А с чего ей быть ласковой? Если бы Катя, к примеру, была чья-нибудь жена, да к ее мужу заявилась дочка – она бы эту дочку с крыльца сбросила! Лилька небось о чем-то подобном мечтает, только притворяется добренькой.

– Чего вам? – буркнула Катя.

Лиля, которая и впрямь опешила, увидев ее здесь, пожала плечами:

– Просто в этой комнате раньше жила моя мама. Ну, я иногда сюда захожу… Я не знала, что теперь…

Родион не спросил ее о том, куда лучше поселить его дочь. Впрочем, он не спросил и о том, не возражает ли Лиля против ее пребывания. На самом деле она не возражала. Ничего, Родион будет хоть чем-то занят, поменьше будет надоедать Лиле своими признаниями и упреками. Пусть теперь за своей дочерью следит. А потом, когда Лиле все же удастся забрать Киру у Шульгиных, девочкам будет повеселей вдвоем.

Хотя теперь… теперь, когда в ее жизни появился Герман, Лиля толком не знала, что будет делать и как строить отношения с дочерью и мужем. Просто не хотела заглядывать вперед, одним днем жила!

– Понятно, – перебила ее мысли Катя. – Дежурные хоромы для бедных родственников. Тоже папа, наверное, приютил, да?

– Что? – Лиля даже онемела от изумления.

– Это он из-за вас назвал свой дом – Дом с лилиями? – не давала спуску Катя.

– Свой?! – возмутилась Лиля.

Ну и ну, что же за картину нарисовал своей доченьке Родион? Что эта малышка навоображала?!

– Чтоб ты знала – этот дом был назван так еще задолго до меня, – строго сказала она. – Катя, ты так разговариваешь со мной, как будто я в чем-то перед тобой виновата.

– А скажете, нет? – ехидно покосилась на нее девчонка. – Папка из-за вас мамку бросил. Мы бы сейчас в этом доме жили. И ваша Римма бы нам прислуживала.

Опровергать эту чушь было бы слишком долго – да и вряд ли озлобленная Катя поверила бы.

– Я понимаю, – резко сказала Лиля, – ты обижена, ты злишься, но ты просто многого не знаешь!

Она не собиралась объясняться. Повернулась, чтобы уйти.

Катя спохватилась.

Зря она так. Какая-никакая, эта разлучница – здесь хозяйка. А Катя – и в самом деле бедная родственница. Помягче надо, полегче…

Похитрей!

– Погодите, Лилия Михайловна, вы что, обиделись? – испуганно заверещала она. – Ну… я ж деревенская, обхождения не знаю, чо думаю, то и ляпаю! – И, якобы в полном отчаянии от своего поступка, сокрушенно махнула рукой.

Городские – они умные, а простые… их вокруг пальца обвести – делать нечего. Надо только дурочкой прикинуться – и все, они для тебя в лепешку разобьются!

– Вы не говорите, пожалуйста, папе, а то он меня обратно выгонит! – моляще возопила она. – Или вообще денег не даст…

Эта простодушная расчетливость, эта наивная хитрость насмешили Лилю. Конечно, фактически она не виновата перед этой девочкой. Но ведь именно из-за нее Родион бросил семью… Так что она перед Катей отчасти в долгу. Пусть живет И надо постараться с ней подружиться.

– Ладно, – кивнула Лиля снисходительно, – можешь быть спокойна.

Осмотрелась – и только теперь заметила, что стены комнаты увешаны вырезанными из журналов фотографиями знаменитых актеров и открытками с их изображением. Эти открытки продавались в киосках «Союзпечати» – на радость любителям кино. И особенно любительницам!

И среди них… Герман Арефьев! Еще совсем молодой, в одном из первых своих фильмов, благодаря которому он надолго прославился! Потом, правда, блеск этой славы потускнел, Герман начал пить, постепенно перестал сниматься, перешел во второразрядный театр, а потом и вовсе перебрался в провинцию.

«Мне на счастье!» – подумала Лиля, пряча улыбку.

– Ты кино увлекаешься? – спросила, заметив, что Катя наблюдает за ней как-то очень уж пристально.

– Да! Я просто обожаю киноактеров! – горячо воскликнула Катя. – И даже в одного из них недавно влюбилась!

– Влюбилась?.. – растерянно повторила Лиля.

– Да! И он мне теперь ночами снится! Представляете?

Внезапно распахнулась дверь, вошел Родион:

– Катерина!..

И осекся, увидев в комнате дочери Лилю:

– Секретничаете?.. Может, со мной поделитесь, о чем?

– Да так, – пожала плечами Лиля. – О своем, о девичьем.

– Я даже его фотографию из «Советского экрана» вырезала, – заявила Катя. – Вон он, Герман Арефьев. Красивый, правда?

– Арефьев… – задумчиво повторил Родион и с подчеркнуто равнодушным видом обернулся: – Лиля, по-моему, он у вас в театре работает, да?