Энн Райс - Страсть Клеопатры [litres]

Ваш

И. Линн Уилсон

P.S. Зная, что вы разделяете мои взгляды относительно всего, связанного с Египтом, я также прилагаю пересланные мне моим другом из Каира некоторые вырезки из местных газет, которые касаются одного интригующего происшествия. Не сочтите за дерзость, но я рискнул предположить, что это могло бы лечь в основу одного из ваших будущих увлекательных творений!

К внутренней стороне коробки было прикреплено несколько сложенных газетных вырезок.

Первым порывом Сибил было тут же выбросить все это в мусор.

Хотя этот антиквар и казался ей хорошим человеком, но ей абсолютно не хотелось, чтобы кто-то – будь то персонаж из заметки или сам Уилсон – мог предъявить ей претензии относительно авторских прав, если ее будущая книга хоть чем-то будет напоминать газетную историю, какой бы сенсационной она ни была.

Однако любопытство все же взяло верх.

Эту захватывающую историю она проглотила буквально на одном дыхании, а когда покончила с вырезками, то оказалось, что она сидит на полу рядом с кроватью.

Заголовок одной из статей гласил:

«С ЗАГАДОЧНОГО ЕГИПТЯНИНА СНЯТЫ ВСЕ ПОДОЗРЕНИЯ В СВЯЗИ С КРАЖЕЙ МУМИИ И СТРАШНЫМ УБИЙСТВОМ В МУЗЕЕ».

Чуть ниже располагался рисунок тушью с изображением того красивого мужчины, которого она видела в своем ночном кошмаре.

Он стоял возле верблюда вместе с погонщиком. Имя красивой молодой женщины рядом с ним (Сибил так и не определила, была ли та американкой или англичанкой) указано не было, но внизу было подписано: «Долина царей». В этом горделивом красавце, выглядевшем настоящим джентльменом в своих легких брюках и белом шелковом пиджаке, не было ни капли от того злодея, который привиделся ей, когда она в своем сне тянулась к нему худыми, как у скелета, руками.

Но все же это был он – она была в этом абсолютно уверена. Эти поразительные глаза, прекрасной формы волевой подбородок. И царственная осанка.

У нее вдруг появилось ощущение, что грудь ей сдавливает неподъемная тяжесть. Руки задрожали.

Но она заставила себя читать дальше.

Кто-то похитил из Каирского музея мумию, убив при этом женщину-служительницу. Пропавшая мумия представляла собой прекрасно сохранившиеся останки женщины времен династии Птолемеев, которые много столетий пролежали в целебных грязях дельты Нила, прежде чем были обнаружены и перевезены в музей. Некоторое время полиция подозревала в содеянном «загадочного египтянина», некоего мистера Рамзи, который находился в Египте на отдыхе вместе с членами семьи владельцев компании «Стратфорд Шипинг». Однако вскоре все подозрения с него были сняты и ему было позволено вернуться в Лондон вместе с его спутниками по отдыху.

Казалось бы, история исчерпана, поскольку все ее персонажи были удовлетворены.

Но дремавший в Сибил детектив-любитель сразу почувствовал слабые места и пробелы в этой хронике. Для нее это было примером того, как решают сложные вопросы богатые и влиятельные люди, следы вмешательства которых четко просматривались во всех прочитанных ею заметках.

Если мистер Рамзи был оправдан, то кто оставался главным подозреваемым? И как насчет местонахождения похищенной загадочной мумии времен династии Птолемеев?

Эта маленькая игра в детектива помогала ей отвлечься от странного ощущения, которое появилось в руках и ногах, от непонятного покалывания, затруднявшего дыхание. Но было и другое чувство, которое объяснить было еще труднее.

Возбуждение, почти иррациональное возбуждение, гулко пульсировавшее в висках.

Ночные кошмары в последний месяц стали такими отчетливыми и пугающими, что неослабевающий страх потерять рассудок стал для Сибил таким же естественным, как и биение сердца. Но теперь в ее двери – можно сказать, в буквальном смысле – постучало более таинственное объяснение происходящего, объяснение, которое отметало сомнения в ее здравом уме и предполагало, что на белом свете действительно существуют непонятная магия и настоящие чудеса, о которых она пыталась писать в своих маленьких историях.

«Значит, человек из моих снов на самом деле существует, – подумала она. – И между нами есть какая-то связь. И если я прослежу эту связь, куда бы они ни завела, то, вероятно, моим ночным страданиям придет конец!»

Она быстро вынула из выдвижного ящика своего стола несколько листов лучшей почтовой бумаги и села писать письмо своему лондонскому издателю.

Я еще раз обдумала Ваши многочисленные приглашения и теперь согласна с Вами, что моя поездка в Лондон – действительно отличная идея: думаю, там я могла бы принять любые Ваши предложения относительно каких-либо публичных выступлений или участия в читательских конференциях …

Лишь только взошло солнце, она позвонила своему агенту в Нью-Йорк.

За завтраком Сибил молча положила перед братьями по две таблетки аспирина; однако ни один из них не оторвал взгляда от своей тарелки с полусъеденным омлетом и, похоже, их нисколько не заботило, что уже практически полдень понедельника, а никто из них даже не вспомнил о работе, хотя новая трудовая неделя уже началась.

– Я уезжаю, – заявила Сибил.

Грегори в течение нескольких секунд проглотил свой аспирин. Он запил таблетки малым количеством воды, чтобы не растревожить свой страдающий после алкоголя желудок.

Итан прекратил массировать виски, приоткрыл красные глаза и постарался взглянуть на сестру более-менее осмысленным взглядом.

– Что, очередная прогулка в оранжерею Линкольн-парка? – недовольно проворчал он. – Чтобы представить себя античной дамой, героиней одного из этих наводящих тоску романов, которые ты так обожаешь?

– Да нет, на этот раз подальше, чем в парк.

Оторвав наконец свой взгляд от тарелки, Грегори заметил, что она одета в дорожный костюм. На ней был приталенный жакет в белую и синюю клетку, с воротником, отвороты которого были обшиты синим атласом. На незатейливой шляпке красовалась синяя лента в тон. Сибил никогда не старалась ужимать себя сильно корсетом, как, например, девушки с картинок Чарльза Дана Гибсона, но нервные руки Люси этим утром затянули его слишком туго. «Однако в этом есть свой смысл», – подумала она. Ибо так она чувствовала себя неприкасаемой, устремленной вперед, словно нос корабля, на который она планировала сесть в самое ближайшее время.

– И насколько дальше? – жалобно простонал Итан. – Тебе ведь нужно писать.

– Да, конечно, – с улыбкой сказала Сибил. – Не знаю, слышали ли вы об этом, но сейчас писать разрешается исключительно в Чикаго. Президент Вудро Вильсон издал специальный закон по этому поводу.

– А президент ничего не говорил там насчет твоего острого языка? – проворчал Грегори.