Мишель Фейбер - Багровый лепесток и белый [litres]

Michel Faber

THE CRIMSON PETAL AND THE WHITE

Copyright © Michel Faber, 2002

This edition is published by arrangement with Canongate Books Ltd,

14 High Street, Edinburgh EH1 1TE and The Van Lear Agency LLC

All rights reserved

Издание подготовлено при участии издательства «Азбука».

© С. Ильин, перевод, 2017

© М. Салганик, перевод, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2017

Издательство ИНОСТРАНКА®

Если роман такого объема будет менее чем великолепным, читатель этого не простит. Но «Багровый лепесток и белый» более чем великолепен, практически шедевр…

Элис Сиболд

Роман, обязанный Джону Фаулзу не меньше, чем Шарлотте Бронте, – то есть невероятно умный и сверхъестественно увлекательный одновременно.

Daily Telegraph

Мишель Фейбер всегда умел заставить читателя поверить в невероятное…

The Scottsman

Книга, от которой буквально невозможно оторваться.

Рут Ренделл

Это, мм, изумительная (и изумительно – вот тут уж без всяких «мм» – переведенная) стилизация под викторианский роман. Собственно, перед нами что-то вроде викторианского «Осеннего марафона», мелодрама о том, как мужчины и женщины сами делают друг друга несчастными, любят не тех и не так; про то, что все сами виноваты, пенять не на кого и при расплате по счетам богатые позавидуют бедным, а живые – мертвым. Сравнение романа с машиной времени избитое, но ничего точнее не придумаешь: именно так это и работает, эпоха воспоризведена здесь с фантастической достоверностью. Ощущение, что попадаешь внутрь диккенсовских домиков, только с акустикой долби-стерео и всеми возможностями современной широкоформатной камеры.

Лев Данилкин (Афиша)

Хеппи-енда не будет, но на то, что женщина в своем праве с лихвой отомстит мужчине, благодарный читатель может рассчитывать.

КоммерсантЪ

«Багровый лепесток…» заслуживает стоять в одном ряду с «Любовницей французского лейтенанта» Джона Фаулза. Не ждите фильма. Читайте книгу, пока это еще живая, искрящаяся масса прекрасных слов, источающих кровь, пот и слезы.

Time

Невозможно оторваться… Мишель Фейбер написал роман, который мог бы сочинить Чарльз Диккенс, если бы ему было позволено говорить свободно.

The Guardian

Готовьте нашатырь, девочки.

Elle

Смотрите под ноги. И не теряйте присутствия духа, оно вам еще пригодится. Город, в который я вас веду, огромен и сложен, и прежде вы в нем не бывали. Вы можете думать, что хорошо его знаете – по другим прочитанным вами книгам, – однако книги эти прислуживались вам, радушничали, принимали вас как своего. Правда же состоит в том, что вы здесь чужой – человек из совершенно иного времени, да и места тоже.

Когда я только еще попалась вам на глаза и вы решились пойти за мной, то, верно, полагали, что просто явитесь сюда и расположитесь как дома. Ну вот вы и здесь. Вам холодно, вас куда-то ведут в полном мраке, вы спотыкаетесь на ухабистой мостовой и ничего вокруг не узнаете. Поглядывая налево-направо, промаргиваясь на ледяном ветру, вы понимаете, что попали на незнакомую улицу с темными домами, полными незнакомых людей.

Да, но ведь вы меня не наобум выбирали. Я пробудила в вас определенные упования. К чему жеманиться: вы рассчитывали, что я удовлетворю все желания, кои вы стыдитесь называть настоящими их именами, или, по малости, помогу вам приятно скоротать время. А теперь вы колеблетесь, все еще держась за меня, но томясь искушением от меня отступиться. При первом знакомстве со мной вы не вполне сознавали, какая я все же большая, да и не ждали, что я вцеплюсь в вас так скоро и так основательно. Мокрая ледяная крупа сечет ваши щеки, уколы ее холодны до того, что кажутся жаркими, – как будто горячий ветер бросает вам в лицо угольки. У вас начинает пощипывать уши. Но вы уже позволили сбить вас с прямого пути, и идти на попятный теперь слишком поздно.

Стоит пепельный час ночи, вокруг все исчерна-серо и едва-едва различимо – как слова на уцелевших страницах сожженной рукописи. Почти вслепую вы бредете вперед сквозь дымку выдыхаемых вами паров, вы все еще следуете за мной. Булыжники, по которым вы ступаете, мокры и грязны, холодный воздух отзывает дешевым джином и неспешно разлагающимся навозом. Где-то неподалеку раздаются приглушенные пьяные голоса, однако то, что удается вам различить, нисколько не походит на тщательно составленные вступительные речи величественной романтической драмы; и вскоре вы ловите себя на истовой надежде, что обладатели этих голосов не станут к вам приближаться.

Главные персонажи нашей истории, те, с кем вам хочется сойтись поближе, живут далеко отсюда. Они вас не ждут, для них вы – пустое место. Если вы думаете, что они повылезут из теплых постелей и проделают целые мили ради знакомства с вами, то сильно заблуждаетесь.

Вы, верно, гадаете: зачем же тогда я вас сюда притащила? Зачем откладываю на потом знакомство с людьми, встреч с которыми вы искали? Ответ прост: их слуги даже и на порог вас не пустят.

Вам недостает нужных связей, вот я и привела вас сюда, чтобы вы смогли их приобрести. Человеку, ничего ровно не значащему, предстоит познакомить вас с человеком, не значащим почти ничего, а тому человеку – с другим, и так далее, и так далее, пока наконец вы не сможете переступить потребный вам порог, став уже едва ли не членом живущей за ним семьи.

Потому-то вы и оказались на Черч-лейн, что в Сент-Джайлсе: именно здесь отыскала я нужного вам человека.

Впрочем, должна предупредить – та, с кем я вас сведу, принадлежит к самому дну, низшему из низших. Бедфорд-Сквер и Британский музей со всей их роскошью, быть может, и раскинулись в нескольких сотнях ярдов отсюда, однако Нью-Оксфорд-стрит пролегла между этими местами и теми, точно река, слишком широкая для того, чтобы ее переплыть, а вы оказались не на том берегу. Принц Уэльский, могу вас уверить, ни разу не пожимал руки хотя бы одному из обитателей этой улицы, он даже не кивал мимоходом кому-либо из них и даже проститутку себе здесь под покровом ночи не выбирал. Ибо притом, что шлюх на Черч-лейн проживает больше, чем почти на любой другой лондонской улице, это женщины не того разряда, какой подходит для джентльменов. В конце концов, для тонкого ценителя женщина состоит не из одного лишь тела, и потому нельзя ожидать, что он закроет глаза на нечистоту здешних постелей, холод очагов, ничтожность убранства комнат и совершенное отсутствие кебов, ждущих его на улице.