Анна Штейн - Малуша [СИ]

— Не бойся меня. Хотела бы навредить — не таскала бы белье из речки и корзины на крыльцо не носила. Но держать не стану. Только и гостинцы свои забери тогда. Я тебе не за них помогала.

Девица покраснела вся как маков цвет, и отвечает тихонечко:

— Я никогда к вам не заходила, вот и не знаю ничего. Не гневайтесь, я от чистого сердца к вам пришла…

— Вот и ладно, — кивает ведьма и идет вглубь леса.

Избушка добрая оказалась, теплая. Печь внутри большая, кот на ней лежит, спит да помуркивает. Горница светлая, прибранная, травами пахнет да медом. На столе самовар стоит, паром исходит, а рядом пристроился маленький дедок… Смотрит Малуша во все глаза, а дедушка подмигнул ей и улыбнулся хитро. Да убежал за печку.

Ведьма кивает в сторону печи и говорит:

— Домовой это. Раньше почти в каждом доме такие были, а теперь вот повывелись. Не умеют люди с ними разговаривать. А домовые — народец общительный да добрый. С ними не разговаривай — зачахнут. Мой Игнатий Кузьмич видишь как тебе обрадовался…

Потом Малушу усаживают на лавку в красном углу (за этим бдительно присматривает домовой и одобрительно кивает), забирают корзинку, осторожно откладывают в сторону пояс, а пирог режут ровными кусками на блюде рядом с чашками.

— Чай наш — пирог ваш, — улыбается ведьма. — Меня Яриной зовут.

— А меня — Малушей, — несмело отвечает гостья, но чашку в руки берет. Питье пахнет травами и земляникой. И Ярина совсем не страшная. Да и из странностей — один домовой за печкой.

— Вкусные пироги печешь, — одобрительно кивает хозяйка, попробовав угощение. — Сваты-то, наверное, толпами на подворье стоят.

— Какие сваты? — смеется Малуша. — Пироги и правда вкусные, дядька с семьей хвалит, да я же им неродная, у них своих дочерей пять, а мне куда… Вот выдадут всех, тогда и для меня сваты найдутся.

— А ты не горюй, — серьезно говорит Ярина. — Не в старшинстве счастье. Коли полюбит тебя кто — ни на что не посмотрит, своей сделает. А коли без любви выходят, да по старшинству — нет в том счастья.

Замолчала Малуша, пригорюнилась. Вспомнила Златозара, да только вот с ним ли счастье будет.

— Ну, полно печалиться. Нет на свете такой беды, что стороной не пройдет, — хлопает ведьма в ладоши, и самовар важно начинает выпускать кольца дыма. — Пока готовится еще вода, пойдем погуляем. У меня за избушкой роща есть — глаз не оторвать.

Не боится больше Малуша. Улыбается открыто, кивает согласно, с лавки поднимается, кланяется хозяйке и домовому, благодарит за оказанную честь, а потом идет следом за Яриной. Почему-то ей становится так легко-легко, будто она — перышко на чьей-то ладони. Дунешь — и полетит, полетит…

— Если хочешь, приходи еще чай пить, — улыбается Ярина, отбрасывая назад косу.

Малуша останавливается ненадолго, а потом тоже улыбается открыто да отвечает:

— Зайду как отпустят. Коли хозяева приветливые, да дом полной чашей, так и гостем не зазорно быть.

Ведьма кивает и спускается с крыльца. Но внезапно хмурится, будто прислушивается к чему, и говорит:

— Ладную девицу не должны с ведьмой видеть. Зайди-ка в дом, да побыстрее. Ко мне другие гости идут, нежданные.

Малуша кивает испуганно, заходит обратно да дверь за собой прикрывает. Игнатий Кузьмич, убирающий самовар, глянул, покачал головой только и поманил к окну. А за окном — Земислава, меньшуха Горобоя, с корзинкой стоит, с ноги на ногу переминается. Ярина кивает, смотрит, как отвешивает гостья земной поклон да гостинец протягивает, потом указывает на скамью под окном, будто не замечая удивления Земиславы. Но та не смеет ослушаться, присаживается и говорит робко:

— Коровушки прихворали. За ними глаз да глаз нужен, большуха со свету сживет, если с ними случится что. Добрые люди подсказали, что к тебе, матушка, за советом прийти можно. Так ли?

— Скотинка, она внимания хочет. А ты хорошо ли ходишь за ней? На выгон в час отпускаешь? Доишь вовремя? Разговариваешь с ней? Али заговоры на нее читала, чтобы работы поменьше было?

Молчит Земислава, голову потупила. Знала ведьма, что спросить. Взяли ее из семьи старосты, белоручкой да неженкой, меньшухой сделали. Не привыкла девица работать, видно, совсем заморила скотину.

— Заговоры, матушка… — шепчет Земислава наконец. — На домового заговор.

Малуша уста ладошкой прикрыла, рядом Игнатий Кузьмич хмурится, а под окном — голос Ярины, ледяной, как река в стужу.

— Заговор-то сработал, это я вижу. Да почему ж ты, девица, не выполняла сказанное? Домовой — это не прислужник. Коль вызвала, так служи ему так, как он тебе служит. Разгневала его, а коровки страдают. Отправила бы тебя со двора, да жалко домового. Он не виноват, что такие хозяева попались. Домой иди, печке в пояс поклонись, самовар за нее поставь, а на ночь оставь пестик в хлеву. А как стемнеет да шум оттуда будет — стучи метлой по стене да приговаривай: «Бей наш чужого!» Коль сразу не поможет, так каждый день делай, пока шума не станет. И за скотинкой хорошо следи впредь.

Вскочила Земислава, три поясных поклона отбила да бегом назад, в деревню, хозяйство спасать. А ведьма встает с лавки да в дом идет, домовому кланяется, просит:

— Игнатий Кузьмич, не за себя прошу, за них, помоги добрым людям, прогони домового. Не виноват он, что позвали неразумные.

Игнатий Кузьмич кивает степенно, улыбается и уходит за печь — отсыпаться, как объясняет Ярина. А Малуша никак опомниться не может. Оказывается, не бирючкой живет ведьма в лесу — ходят к ней за советом, гостинцы носят, благодарят. И помогает Ярина, не порчу какую наводит, не мор, значит, не злая она вовсе.

Смеется хозяйка, глядя на задумчивую гостью, любуется ей. Истосковалась, видно, по людям, да не по челобитчикам, а по простым… Вот по такой вот Малуше. И сжалось сердечко, так до слез стало ведьму жалко — одна-одинешенька в целом мире.

— Я не одна, — будто мысль с языка сняла Ярина. — У меня Игнатий Кузьмич есть. А ты приходи, коль мил тебе дом. Люблю желанных гостей.

В следующий раз Малуша собралась в лес, когда сестриц пригласили на вечерки, куда ее никогда не звали. Пока девицы наряжались да красовались, надо было попроситься уйти у большухи, которая хоть вздохнет свободно, когда в доме тише станет. Малушу отпускают — в семье дядьки ее, сиротку, не жалеют, но и работой не неволят.

Неловко идти без гостинца, а потому девица берет лукошко с ягодами, которые собрала еще вчера, улыбается и идет к лесу.

Пока путь держала, все думала, как Ярина примет ее, не забыла ли приглашение свое, не передумала ли. Но на опушке девицу уже встречают — под орешником сидит кот и старательно вылизывает лапу. Как только Малуша подходит поближе, он с достоинством поднимается, фыркает и, вздернув хвост, будто провожает к избушке. А на пороге Ярина стоит, улыбается — волосы под косынкой, рукава у рубахи закатаны по локоть, а руки испачканы мукой.