Юлия Леонова - Fatal amour. Искупление и покаяние

— После, тётушка. Как доехали? — поспешил он перевести разговор на другую тему.

Ольга Петровна, сетуя на плохие дороги принялась рассказывать о долгом утомительном путешествии, на какое-то время позабыв о вопросах, что она задала племяннику несколькими минутами ранее. Выслушав её жалобы и проявив должную долю внимания и сочувствия, Сергей подсел к сестре.

— Мари, — положил он ладонь поверх её руки, придерживающей книгу, — у меня есть разговор к тебе.

Марья раздражённо захлопнула книгу и повернулась к брату.

— Я тебя слушаю, Серж.

— Пройдёмся? — указал он взглядом на растворённое французское окно, выходящее в небольшой парк.

Марья с видимой неохотой поднялась со своего места и последовала за братом. Стоял удивительно тёплый для конца сентября вечер. Шагая по посыпанным мелким гравием дорожкам в блеклом свете масляных фонарей, она ждала, что он первым начнёт разговор.

— Мари, так нельзя, — вздохнул Ракитин. — Коли ты будешь сторониться общества, ты никогда не найдёшь себе мужа.

— Я не ищу его, Серёжа. Я решила, что не стану выходить замуж. Моё предназначение отныне в другом.

— В чём?! — взорвался Сергей. — В молитвах?! В ночных бдениях перед иконой?! Полно! Не так уж велика твоя вина, чтобы хоронить себя заживо.

— Ты не понимаешь! Всему виной стало моё тщеславие и желание нравиться всякому, кто на меня посмотрит! — повысили голос в ответ Марья. — Я не желаю более такой жизни. Нынче мне спокойно. Душа моя ничем не смущена. Она свободна.

— И потому ты мучаешь себя, закрываясь от всего мира?! — не сдавался Серж. — Пойми, Мишеля не вернуть и ничего нельзя изменить. Растратишь в пустую лучшие годы, а после жалеть начнёшь.

— Отчего ты мне говоришь это? — остановилась Марья Филипповна.

— Мне удалось достать билеты на императорский бал, — понизил голос Сергей. — Я только ради тебя старался.

— Бетси руку приложила к тому? — нахмурилась Марья.

— Даже ежели и так! — взял её за руку Сергей. — По моей просьбе. Пообещай, что поедешь со мной.

Марья отвернулась, закусив губу. Она так старалась отринуть от себя всю ту мишуру, коей считала свою прежнюю жизнь, но душа её вовсе не была свободна, как она говорила о том брату. Она желала бы этой свободы от мирской суеты, от тщеславия, но положа руку на сердце, не могла сказать, что ей удалось достичь того в полной мере. И вот брат ныне вновь смущал её заманчивыми перспективами, но она всем сердцем хотела бы не поддаться его уговорам, не разрушить той праведной жизни, что досталась ей с таким трудом. Где-то в глубине души по-прежнему подспудно тлело желание праздника, новых впечатлений, новых знакомств, желание окунуться в праздную атмосферу лёгкого флирта и веселья.

— Ты обещаешь? — не отступал Серж.

— Серёжа, — повернулась к нему Марья, — я… Мне так… Мне тяжело будет начать всё сначала.

— Ну, же, Мари! Соглашайся, прошу тебя, — продолжил увещевать её брат.

— Хорошо, — скромно опустила ресницы Марья Филипповна.

Поутру Марья Филипповна по своему обыкновению собралась пойти в Казанский собор к воскресной службе. Настасья заплела локоны барышни в тугую косу и уложила короной на голове. Горничная вынесла из гардеробной тёмно-серое шёлковое платье с высоким воротником стойкой, отделанное чёрным кружевом. Едва глянув на него, mademoiselle Ракитина велела подать другое. Настасья робко осведомилась о том, какое именно барышня желала бы надеть? Раздражённо вздохнув, Марья поднялась с низкой банкетки и прошла в гардеробную. Взгляд её упал на чёрное, почти лишённое украшений, если не считать таковым тонкую полоску кружева у воротника стойки.

— Это, — указала она на него горничной.

Пока Настасья снимала платье с вешалки и искала в тон к нему шляпку и ротонду, Марья присела перед зеркалом, вынула шпильки, что удерживали сложную причёску в виде замысловатого узла, и распустила волосы.

— Настя, — позвала она камеристку. — Причеши по-другому.

— Как прикажете, барышня? — осведомилась горничная, взяв в руки расчёску.

— Просто косу заплети, — тихонько вздохнула Марья.

Нынче она, наконец, решилась исповедаться, а учитывая то, в чём собиралась каяться, желала бы выглядеть, как можно проще и строже. Накануне она три дня постилась, готовясь к таинству.

Спустившись в вестибюль, mademoiselle Ракитина повстречала брата. Обыкновенно по воскресеньям, когда не надобно было идти на службу, Серж спал почти до полудня, поэтому видеть его в такой ранний час было для неё удивительно. Сергей Филиппович, полностью одетый к выходу, в тёмно-синем сюртуке и цилиндре, прохаживался взад-вперёд, заложив руки за спину.

— Bonjour, Marie, — приветствовал он сестру. — Как спалось нынче? — не сдержал улыбки Ракитин при виде кокетливой шляпки и красиво уложенных локонов.

— Bien, Serge, — отозвалась Марья Филипповна, вложив пальцы в протянутую ладонь брата. — Ты куда-то идёшь? — поинтересовалась она.

— Решил, что не мешало бы и мне хоть иногда подумать о душе, — взяв сестру под руку, отозвался Сергей. — Не возражаешь, коли нынче я составлю тебе компанию?

— Буду только рада, — кивнула Марья, повесив на руку золотистый шёлковый шнурок ридикюля.

В столь ранний час прохожих почти не было на улицах. Город тонул в густом белёсом тумане, который клубился над поверхностью рек и каналов, окутывал Адмиралтейский бульвар, скрывая очертания деревьев, искажая формы и расстояния.

В этот раз Настасья не пошла с барышней к храму, поскольку сопровождать сестру вызвался сам Сергей Филиппович. Ракитины неспешно брели по улице, наслаждаясь обществом друг друга.

— Знаешь, мне это напомнило наши с тобой прогулки в Полесье, — тихо обронила Марья.

Серж тихонько кашлянул. Бетси порекомендовала ему своего поверенного, что занимался делами о её наследстве, уверив, что Яков Карлович непременно поможет вернуть поместье. Ракитин уже отдал адвокату бумаги, что подписал при продаже имения, и надеялся на благополучный исход дела.

— Не хочу загадывать, но возможно, мы ещё вернёмся туда, — улыбнулся он уголками губ.

— Мне бы очень этого хотелось, — отвечала Марья Филипповна, думая о предстоящей исповеди.

До Казанского собора Ракитины дошли в полном молчании. Они ступили под своды храма, перед самым началом службы. Стараясь не привлекать внимания и не потревожить прихожан, брат и сестра остановились неподалёку от входа. Марья обратила свой взор на протодиакона, читающего молебен, и постаралась вникнуть в слова молитвы. Но сколько она не пыталась уловить то блаженное состояние, что всегда посещало её во время службы, мысли её ныне витали слишком далеко от того, что происходило в храме. Отчего-то стало страшно открыться в своих грехах батюшке. Дождавшись своей очереди, Марья, испугавшись, растерять последние остатки самообладания, поспешила к священнику.