Елена Арсеньева - Тайная жена [litres]

Десмонд запнулся, и Марина вдруг поняла, почему: наверняка он в эту минуту вспомнил, как сам сочетался бог весть с кем.

Десмонд заговорил вновь:

– Я начал осторожно расспрашивать – и узнал то, что хотел: Алистер никому не говорил о помолвке с Джессикой, все слухи исходили от нее.

– А кольцо? – взволнованно спросил Джаспер. – Я всегда подозревал что-то неладное с этим кольцом, потому что сам видел, как Алистер надел его Гвендолин, но…

– Но вы сочли, что брат передумал, верно? – усмехнулся Десмонд. – Я не виню вас. Жизнь не располагала вас к любви и доверию, поэтому…

– Я просто хотел быть счастливым, – глухо отозвался Джаспер. – Я никогда не смог бы возненавидеть ни тебя, ни Алистера, но я хотел быть счастливым!

– И вы сочли, что не можете быть счастливы без Маккол-кастла, – усмехнулся Десмонд, даже не вопросительно, а просто очень печально.

Джаспер опустил голову, а Марина гневно взглянула на Десмонда. Его сказочно своевременное появление спасло их всех, нет спору, но почему он сейчас ведет себя так, словно все они у него на дознании? Почему смеет обвинять Джаспера, который только что с трудом отводил от себя и от женщин смерть, усиленно заговаривая зубы убийце Линксу? И если Десмонд оказался таким догадливым насчет Джессики, почему бы ему не пойти дальше? Почему он не просит прощения у Марины за все те отвратительные, неправдоподобные подозрения, которые возводил на нее в компании со своей сестрицей? Он даже не глядит на нее.

А между прочим, и она не хочет на него глядеть! Стоило вспомнить, как ночью она заманивала, соблазняла, объяснялась в любви, а он… в глубине души он всегда презирал ее и готов был верить самому дурному о ней.

Человек, никогда не знавший власти любви! Холодное, расчетливое существо! Надо отдать ему должное: он благородно принял весть об Алане и вроде бы без боя готов сдать позиции. Конечно, он еще немного натешится властью в Маккол-кастле, фактическим хозяином которого будет еще лет пятнадцать, пока Алан не подрастет. Однако ему так или иначе придется думать о запасных позициях, а их обеспечить может только женитьба на девушке с блестящим приданым, с землями, где Десмонд, когда принужден будет передать бразды правления Алану, сможет основать новую твердыню своего честолюбия. И, уж конечно, меньше всего ему при этом нужна тайная жена. Можно не сомневаться, что Марине по-прежнему угрожает от него опасность. Ему ведь и в голову – в эту самодовольную английскую голову! – не сможет взбрести, что Марина и сама с радостью готова сбросить с плеч узы насильно навязанного, унижающего ее брака! Десмонд и представить себе неспособен, что единственное ее желание – оказаться от него как можно дальше.

И правильно, что не мог представить… Потому что это было сущей ложью.

Ах, как мучительно хотелось Марине, чтобы он бросился к ней, схватил в объятия, восклицая, что не перенес бы ее смерти, что во всем раскаивается, что слепо верил Джессике, а теперь понял, как жестоко был обманут!.. Нет, конечно, ждать этакого от Десмонда – все равно что требовать от солнца, чтобы оно поменялось местами с луной.

Слезы так близко подступили к глазам, что Марина принуждена была резко вскинуть голову, чтобы они не хлынули через край. Вот позорище было бы! Она ведь уже плакала перед Десмондом – не довольно ли с него?

С нее, во всяком случае, довольно!

Алан в эту минуту завозился, закряхтел, страдальчески поглядывая на Флору. Желание малыша было совершенно ясно, и Флора, которая до сего момента находилась в состоянии онемения и оцепенения, очнулась, встряхнулась и принялась выбираться из телеги.

Марина ринулась за ней с таким видом, будто непременно хочет помочь. Не хотелось оставаться одной с мужчинами. Чего доброго, следующей на очереди у дознавателя-Десмонда будет она сама.

Нет никакой надобности ей возвращаться к телеге. Наоборот – ей ни в коем случае не следует туда возвращаться! Ей нужно как можно скорее вернуться в замок, собраться – и исчезнуть оттуда. Чем скорей, тем лучше. Исчезнуть из жизни Десмонда!

Разбилось что-то в Марининой душе – вдребезги разбилось. Наверное, это было сердце, потому что на его месте она сейчас ощущала лишь холод и пустоту. Ну что ж, хоть в этом они теперь сравнялись с Десмондом: у него-то сердца небось отродясь не было!

Марина сделала шаг и другой в глубь леса, пытаясь вспомнить, возле какого дерева оставила своего гнедого, как вдруг обмерла, почуяв спиной чей-то пристальный, немигающий взгляд.

Оглянулась, холодея, готовая закричать при виде нового врага – и ноги у нее едва не подкосились от несказанного, почти невыносимого облегчения: на нее косился вороной конь.

Вороной! Это конь Десмонда. Как бишь его? Блэкки, что ли? Начисто выбилось из головы. А ну как он с норовом? Назовешь его чужим именем, а он ка-ак заржет с обиды! Нет уж, лучше не рисковать.

Она почмокала губами, от души жалея, что нет в кармане ничего, чем задобрить этого богом посланного конька: ни яблочка, ни хлебушка, ни осколочка сахарку. Впрочем, конь не отпрянывал, не ржал, не дергался, а вполне дружелюбно начал прихватывать теплыми губами рукав ее платья, когда Марина расхрабрилась настолько, чтобы его погладить. И он не выразил ни малейшего неудовольствия, когда она осторожно поставила ногу в стремя, а потом, в очередной раз помянув недобрым словом тяжесть своих юбок, взгромоздилась в седло. Дернула поводья, и конь, почуяв твердую руку, послушно пошел в глубь леса, огибая овраг, к дороге.

Она ожидала окрика, испуганного вопля Флоры, даже погони, но с каждым шагом ощущала все большую уверенность, что ее безумное предприятие удалось. Сгущались сумерки, и они скрывали ее с каждым мгновением все надежнее. Решившись, наконец, оглянуться, Марина наткнулась взглядом на непроницаемую синевато-серую стену позади – и вздохнула с облегчением.

Теперь Десмонду нипочем ее не догнать. На всякий случай она не пожалела минуты, чтобы отыскать своего гнедого и, отвязав его от дерева, повести за собой в поводу. Теперь у Десмонда, Джаспера и Флоры с Аланом на всех осталась одна та заморенная клячонка, на которой Флора столь неудачно пыталась удариться в бега. Может быть, она и довезет всю компанию до деревни, но не раньше, чем к полуночи. Так что у Марины никаких помех, чтобы добраться до замка, забрать кое-какие вещи, которые она сможет продать, чтобы оплатить дорогу, – и убраться восвояси. Десмонд вместе с нарядами щедро накупил ей хорошеньких безделушек, может быть, и не имеющих баснословной цены, однако же достаточно дорогих, чтобы собрать за них сумму не самую маленькую. И ежели он все это ей подарил, стало быть, она вправе и продать подаренное. Надо полагать, он не сочтет это воровством. Впрочем, когда Десмонд обнаружит ее бегство, будет уже поздно!