Анна Кэмпбелл - Во имя любви

Но одно Пен знала наверняка – Кэм до сих пор ее не простил.

Пенелопа открыла глаза и осторожно пошевелилась. Хотя кровать почему-то раскачивалась самым неестественным образом, ее окутывало тепло мужа. Пен с наслаждением вдохнула исходивший от него восхитительный запах – смесь кожи, мыла и пота лошадей. Только на этот раз лошадьми пахло чуть сильнее, чем обычно.

И тут Пен вспомнила, что едет в Ливерпуль на поиски Гарри. И вспомнила, что Кэм ее ненавидел.

Только теперь ненависть эта не имела никакого смысла – ведь его рука крепко обнимала ее, пока они неслись галопом среди ночи. Кэмден укутал и себя, и жену своим пальто, чтобы защититься от холодного ветра.

Несмотря на все попытки не двигаться, она, должно быть, снова пошевелилась. Рука Кэмдена тотчас напряглась, а потом сердце Пен едва не разорвалось в груди, когда он убрал руку и отстранился.

– Извини. – Пен попыталась сесть прямо в раскачивавшемся фаэтоне. Она чувствовала ужасную усталость, хотя и поспала немного.

Кэм не ответил. Он был на удивление молчаливым попутчиком. Пен же настолько пала духом, что в начале путешествия молчание казалось ей благословением. Теперь же оно угнетало. Она очень порадовалась бы малейшему намеку на то, что ее муж все еще способен говорить.

– Где мы?

Царившую вокруг темноту немного разгонял лишь дрожащий свет лампы внутри фаэтона. А мерцавшую в небе луну теперь полностью скрыли плотные тучи.

– Только что миновали Вулвергемптон. – В голосе Кэмдена не было злости. Но казалось, он очень устал. И по-прежнему не желал беседовать.

– Далеко еще до Ливерпуля?

– Да. Много миль.

«Исчерпывающая информация», – со вздохом подумала Пенелопа, закутавшись в плед. Ведь Кэм, отодвинувшись, забрал с собой пальто – и свое тепло.

Они проехали еще несколько миль, и Пен погрузилась в тревожную полудрему. Мир вокруг превратился в расплывчатое темное пятно. И лишь один человек виделся ей четко – кипевший от гнева, сильный мужчина, неустанно правивший лошадьми.

Да, он по-прежнему злился. Проснувшись в его объятиях, Пен не почувствовала его злости. Но зато она чувствовала ее сейчас. Чувствовала вспышки гнева, напоминающие вырывавшийся из открытой печи жар.

Наконец все это стало попросту невыносимым.

– Кэм, позволь мне хотя бы объясниться. – Хотя он все равно никогда не поймет, почему она согласилась помочь Гарри. Для этого ему следовало понять, что такое любовь. Но для него это слово ничего не значило.

Пенелопе показалось, что Кэмден никак не отреагировал на ее обращение, однако лошади стали бежать чуть медленнее. Сделав еще одну попытку, Пен сказала:

– Кэм, ты меня слушаешь?

Лошади вновь пустились в галоп. Кэмден же смотрел прямо перед собой – как если бы дорога являлась чем-то невероятно интересным.

– Я ничего не хочу слышать, мадам, – ответил он наконец.

И снова – «мадам». Это холодное обращение уязвляло. Теперь Пен имела представление, что чувствовал Кэм, когда она неизменно называла его «ваша светлость». Когда пыталась играть роль безупречной герцогини.

Муж попросил ее быть самой собой. И в результате это привело к катастрофе.

– Ты не можешь осуждать меня, даже не дав возможности высказаться! – в отчаянии воскликнула Пенелопа.

Последовала долгая пауза, затем Кэм произнес:

– Могу.

Они добрались до лучшего отеля Ливерпуля в середине утра. Лит по-прежнему скакал впереди. И даже, как выяснилось, выиграл время. На последней остановке они узнали, что он опережал их на целых четыре часа.

Пенелопа чувствовала себя ужасно виноватой. Если бы Кэм путешествовал один, ему не пришлось бы останавливаться так часто. Конечно, путешествие не стало более комфортным, но муж уже не наказывал ее, то и дело подгоняя лошадей, как делал это, когда они только выехали за пределы Лондона.

Фаэтон остановился на шумном заполненном людьми дворе «Медведь и Лебедь». После продолжительной тишины от гомона и криков кружилась голова.

– Отправимся в доки? – Пен нарушила молчание впервые за много часов (резкий ответ Кэмдена на ее несвоевременную попытку объясниться отбил у нее желание вновь заводить разговор).

– Нет, – муж покачал головой.

Пенелопа подавила вздох. Но тут Кэмден, к ее удивлению, вновь заговорил:

– Я сниму для нас комнаты и подыщу менее приметное средство передвижения.

Это имело смысл… И Пен отважилась на еще один вопрос.

– А как быть с Литом?

К величайшему изумлению Пен, губы мужа растянулись в улыбке. Довольно мрачной, впрочем. Но все же это было первое проявление радости с того момента, как они покинули Ротермер-Хаус. Конечно, Пен была не настолько глупа, чтобы поверить, будто Кэм начал оттаивать. И все же она немного воодушевилась.

– У нас есть преимущество, – продолжал Кэм, чем снова удивил ее – ведь он сказал «у нас».

Однако же… Когда муж посмотрел на нее, настоящий Кэм скрылся где-то в бездонной глубине зеленых глаз. И он спрятался так далеко, что Пен сразу же стало ясно: она уже никогда до него не доберется.

Мысли об этом постоянно ее терзали. Ох, сколько же она совершила ошибок!.. И теперь за них расплачивалась.

Беседа прервалась на какое-то время. И лишь когда они оказались внутри закрытого экипажа, Пен возобновила разговор о Лите.

– Почему у нас есть преимущество?

Кэмден с противоположного сиденья окинул ее абсолютно непроницаемым взглядом, который Пен уже начала ненавидеть. И ведь с этим ей придется жить еще лет пятьдесят.

– У меня здесь компания, – ответил, наконец, Кэмден. – Поэтому я хорошо знаю город. А Литу еще надо осмотреться.

– И ты знаешь, куда нужно ехать?

Кэм пожал плечами.

– Есть неплохая идея.

– А что если Гарри и Софи уже вышли в море?

– Тогда Новый Свет пополнится еще одной парочкой глупцов.

– Но Гарри любит Софи, – в отчаянии проговорила Пен, хотя понимала, что попусту сотрясает воздух.

– Не надо об этом.

Пен закусила губу. Ох, какое несчастье, что Кэм презирал это светлое чувство! Всю жизнь она проклинала эгоистичных родителей Кэмдена за то, что они привили ему такое отвращение к любви. Но так горько как сейчас, ей еще не было никогда.

А Кэмден между тем продолжал:

– Сомневаюсь, что они сразу сели на корабль. Скорее всего – сняли меблированные комнаты неподалеку от порта. – И снова проблеск мрачной радости. Только на сей раз Пен уже не испытывала воодушевления. – Интересно, понравится ли Софи жизнь вдали от роскошного дома брата?

– Софи сильнее, чем ты думаешь, – произнесла Пен, хотя и сама очень беспокоилась за девушку, внезапно столкнувшуюся с неведомыми доселе трудностями.

Побег с любимым выглядел, без сомнения, романтично. Однако чувство эйфории притупится в первой же захудалой гостинице. Оставалось лишь надеяться, что Софи не покинет решимость. А еще она надеялась, что молодые люди еще не успели отплыть к берегам Америки. Ведь наверняка существовал способ распутать этот клубок непонимания. Распутать, не пересекая Атлантику.