Барбара Картленд - Граф и красотка

В комнате графа ожидал камердинер, который помог ему раздеться.

Граф подумал о том, что вечеринка удалась, если не считать нескольких перепивших гостей.

Не стоило допускать этого, укорил он сам себя. Он ведь знал, что некоторые наездники очень мало ели и пили за последние две недели, чтобы сбросить вес к скачкам. Теперь же они дали себе волю, выпили много шампанского еще перед ужином, и в сочетании с поданным позже прекрасным марочным вином это дало вполне предсказуемый результат.

Будучи человеком умеренным, граф не мог понять людей, которые не умели остановиться за вином. Единственным оправданием им могла служить молодость, и все же утром их ждала суровая расплата.

Переодев графа в длинный бархатный халат, камердинер вышел.

Граф пригладил волосы и шагнул к двери, которая вела в будуар.

Это была очень милая комнатка, которая располагалась между хозяйской спальней и «комнатой герцогини».

Еще мать графа украшала будуар, и теперь там стояла ее любимая мебель. Картины на стенах были специально отобраны ею из картинной галереи, и хотя со дня ее смерти прошло уже пять лет, садовники все еще приносили экономке букеты для комнаты ее светлости.

Проходя через будуар, граф с наслаждением вдохнул цветочный аромат.

Он подошел к двери, ведущей в спальню, и повернул ручку, с улыбкой ожидая, что Донелла встретит его.

Однако в комнате за дверью было темно.

На какое-то мгновение граф решил, что девушка рассердилась на него, и потому задула свечи. С другой стороны, это могло быть хитрым ходом с ее стороны.

Обычно, приходя к женщине в спальню, граф заставал ее в элегантной позе на кружевных подушках. В руке она держала книгу и, заслышав звук шагов, удивленно поднимала взгляд. Потом она, по правилам игры, должна была заявить, что и не подозревала о его намерениях и так далее.

Но встреча в темноте…

Граф вернулся в будуар и взял стоявший на столе у камина подсвечник с тремя свечами.

Снова войдя в «комнату герцогини», он увидел, что Донелла спит.

Граф был уверен, что она притворяется, и стал подходить ближе.

Он обнаружил, что сейчас девушка совсем не похожа на ту, какой была в гостиной.

Например, граф никогда еще не видел таких волос, как у нее, — в свете свечей среди золотистой паутины скользили красные блики. Волосы падали на плечи красивой волной, и граф заподозрил, что девушка специально раскинула их так перед тем, как притвориться спящей.

Он поставил канделябр на столик у кровати и посмотрел на Донеллу.

Если она притворялась спящей, то делала это мастерски. Одна рука девушки расслабленно лежала на простыне, опустившиеся ресницы даже без туши казались очень темными, а кожа без грима и пудры, которые были на ней на сцене, была с нежным жемчужным отливом.

Донелла казалась очень юной и хорошенькой. Нет, даже не хорошенькой — красивой.

Граф подумал, что давно уже не видел более красивых женщин.

Девушка ровно дышала, но граф все еще не мог поверить, что она спит, а не разыгрывает его, будучи гораздо умнее своих предшественниц.

Граф сел на край кровати, но Донелла не пошевелилась, и он спросил:

— Ты спишь или притворяешься?

Донелла открыла глаза. Какое-то мгновение они оставались затуманенными со сна. Девушка посмотрела на графа и, вздрогнув, спросила:

— Что… что случилось? Что произошло?

— Ничего особенного, — ответил граф. — Просто ты не пожелала мне спокойной ночи перед тем, как уйти.

Чтобы понять его, Донелле понадобилось какое-то время. Наконец она ответила:

— Я думала… что так будет лучше. Но… почему вы здесь?

— По-моему, это очевидно, — отозвался граф.

— Но… но вы не должны были входить в мою комнату! — воскликнула Донелла. — Я же заперла дверь!

— Я вошел через другую дверь, — объяснил граф.

Донелла приподнялась, опираясь на подушки, и натянула простыню по самые плечи.

— Это… это было очень мило с вашей стороны… что вы… предоставили мне такую… такую красивую комнату… — забормотала она, — но… сейчас уходите, пожалуйста.

— С какой стати? — возразил граф.

— Потому что вам… не пристало быть здесь.

Граф улыбнулся.

— А вот тут мы с вами не согласимся. Ты так красива, Донелла, что должна позволить мне признать это и поцеловать тебя на ночь.

В ужасе Донелла воскликнула:

— Нет… нет! Вы же… вы же не можете сделать это! Пожалуйста, уходите… сейчас же уходите!

Граф в удивлении смотрел на нее.

Донелла вела себя так, словно и впрямь желала, чтобы он ушел.

В то же время он не мог поверить в происходящее. Чтобы девушка из труппы Бэзила Бэнкса не ожидала ничего подобного, нет, этого не могло быть.

— Думаю, — заговорил он тоном, против которого не могли устоять многие женщины, — думаю, ты сердишься, что я оставил тебя внизу одну. Я не мог поступить иначе и теперь прошу у тебя прощения.

Говоря так, он придвинулся чуть ближе.

Донелла шарахнулась от него, и, еще крепче сжав простыню, забормотала:

— Я… не понимаю, зачем вы это говорите… Пожалуйста, ну пожалуйста… уходите… дайте мне поспать!

— Не могу поверить, что ты и в самом деле хочешь этого, — произнес граф. — Обещаю тебе, Донелла, что сделаю тебя счастливой и буду очень, очень благодарен.

Улыбнувшись, он добавил:

— Какой у тебя любимый камень? Мы подберем для тебя роскошное ожерелье, и в нем ты будешь выглядеть еще прекраснее, чем сегодня.

Донелла ошеломленно уставилась на графа.

По мере того как она начинала понимать его слова, по ее щекам разливался румянец.

— Мне… мне ничего от вас не надо, — выговорила она. — Только уйдите… оставьте меня одну.

— А ты подумай, как мне будет горько! — произнес граф. Затем более жестким голосом он приказал:

— Брось свои игры и давай-ка начнем получать удовольствие.

Он положил руку ей на плечо и хотел было поцеловать девушку, но Донелла воскликнула:

— Оставьте меня! Пожалуйста, оставьте меня!

Обеими руками она изо всех сил оттолкнула графа, который никак не ожидал этого.

Он сидел на краю кровати, и теперь ему пришлось приложить усилие, чтобы сохранить равновесие.

В это время Донелла выскочила из кровати с другой стороны и побежала к окну. Она рванула в стороны занавески, словно ища путь к побегу, однако в окне она увидела только залитый лунным светом сад внизу.

Донелла повернулась спиной к окну и с ужасом посмотрела на графа.

Ночная рубашка не скрывала изгибов ее фигуры, и граф поразился тому, что она выглядела скорее ребенком, чем женщиной.

Какое-то мгновение он молча смотрел на нее, а затем уже другим голосом произнес:

— Ну и к чему весь этот шум?

— Я… я боюсь… и хочу убежать, — с легким надломом в голосе ответила Донелла.

— Вовсе не стоило разыгрывать такую драму, — заметил граф.