Хелен Диксон - Дерзкий незнакомец

Смущенная, с трудом верящая в то, что допустила это, Кристина густо покраснела и, не глядя на Саймона, принялась дрожащими пальцами зашнуровывать корсаж платья. Лишь скрыв наготу, осмелилась снова посмотреть на него.

Он отвернул голову, возможно избегая мягкого очарования ее вопрошающего взгляда; злясь на себя, не доверяя себе, отошел от нее, остановился и медленно, с видимой неохотой повернулся. Открыл рот, но не издал ни звука.

Кристина следила глазами за тем, как он идет к выходу. Его обычно твердая походка казалась странно неуверенной. В следующее мгновение Саймон скрылся из вида, не подозревая, что оставил ее в состоянии величайшей радости, переполняющей все существо. За короткое время, проведенное с ним вместе, она познала такое огромное счастье, что позабыла о терзающем страхе. Если бы только он остался с ней! Ей становилось больно при мысли, что для него, возможно, произошедшее не имеет такого значения, как для нее. Она отдалась ему из-за глубокого чувства, которое не до конца понимала, в то время как он накинулся на нее и насладился ради сиюминутного удовлетворения, чтобы тут же бросить и позабыть.

Иные ужаснулись бы тому, что она подарила себя мужчине, который станет презирать ее, и теперь она падшая женщина, запятнанная, порочная. Несомненно одно: она рассталась с невинностью и моральными принципами, ничуть этого не стыдясь.

При этом испытывала смущение. Говоря об уважении Саймона, Кристина не кривила душой, но их близость все осложнила. Как теперь смотреть ему в глаза, говорить с ним непринужденно и доверительно? Глядя на нее, он, вероятно, будет вспоминать распутную женщину, в которую она превратилась в его объятиях. Она будто выпустила на свободу зверя, томившегося в заточении тела, о существовании которого и не подозревала. Никогда прежде она не испытывала подобных чувств. Все ее существо переполняло желание, однако лоно до сих пор болело и пульсировало от странного напряжения. Накинув на плечи плащ, Кристина вышла на воздух. Оказалось, дождь кончился и снова выглянуло солнце. Морщась от неприятных ощущений, она села на лошадь и поехала через густой подлесок к тропе, ведущей к дому. На конюшне она увидела Тома, чистящего лошадь Уильяма. «Значит, – без особого интереса и тревоги подумала она, – брат вернулся».

Том сообщил, что Уильям приехал в страшном похмелье, пропьянствовав всю ночь в таверне в Рединге. Не трудясь искать брата, она укрылась в своей спальне, чтобы наедине с собой вспоминать о наслаждении, подаренном Саймоном. Все прочее не имело значения.

Оставив Кристину, Саймон поскакал к магистрату. Спешиваясь, посмотрел вниз и заметил пятна крови на бриджах.

На лице промелькнула целая гамма чувств, от недоверия до шока и, наконец, страдания. Внутри будто что-то разбилось, рассыпалось на мелкие кусочки, лишив остатков самоконтроля.

Это кровь Кристины. Чья же еще? Великий Боже! Она была девственницей. Он только что изнасиловал невинную девушку.

С губ сорвалось ругательство, а мысли о мести и уязвленной гордости были немедленно забыты. Она вовсе не лживая соблазнительница, какой он ее считал, и подарила ему самый удивительный эротический опыт в жизни. Ее чувства и поступки были искренними.

Он очень сожалел о грубых, вульгарных словах, которые наговорил ей. Он вел себя непредусмотрительно и небрежно, как пьяный деревенщина. Если бы он только знал правду, никогда не сделал бы ничего подобного. Как вообще решился? Какой беззащитной, должно быть, сейчас чувствует себя Кристина, смущенной, одинокой, напуганной. И как ненавидит его. Он овладел ею в порыве страсти, не в силах сдержаться и поспешно ретировался, не желая осложнений.

Что бы он ни вообразил, Баклоу Кристине не любовник. Она с самого начала была ни в чем не виновата и невинна, пока он не коснулся ее. С другой стороны, целомудренные и уважающие себя молодые женщины не ходят к мужчинам вроде Марка. А она, лежа в его постели, совсем не сопротивлялась. Напротив, казалось, принимала его грубые ласки, потому и сложилось впечатление, что, не прерви он их, они занялись бы любовью.

Не стоило, однако, забывать о том, что, оказавшись в одном помещении с человеком, убившим племянницу, Саймон испытал всепоглощающую, туманящую сознание ярость, сделавшую его неспособным здраво воспринимать окружающую действительность. Теперь он припоминал, какой расстроенной выглядела Кристина, твердившая о своей невиновности и о том, что Баклоу – презренный негодяй, использующий людей в своих целях. Она тогда обвинила его в том, что тот набросился на нее, как варвар, а Саймон даже не дал ей возможности объясниться. В памяти ожили и ее эмоции, и то, какой уязвимой и испуганной она казалась. В чем истинная причина того, что она в одиночестве приехала в трактир? Возможно, Баклоу запугал ее? Чем?

Передав поводья груму, Саймон зашагал к дому, раздумывая, сколь много из преступной деятельности Баклоу можно поведать сэру Джону. Магистрат, как и все прочие жители округа, ничего не знал о том, как глупо Уильям попался в ловушку. Когда разбойника поймают, делишки лорда Эфертона станут достоянием общественности. Саймон решил, что с этим затруднением он разберется позднее.

И пообещал себе приложить все усилия, чтобы исключить упоминание в этой связи имени сестры Уильяма Эфертона.

Последующие дни для Уильяма и Кристины прошли в тягостном нервном напряжении. Оба в любую минуту ожидали визита властей, допроса или даже ареста. Но худшим исходом стало бы появление Марка, жаждущего мщения. Однако ничего не происходило, и они вздохнули свободнее, не обольщаясь, однако, надеждой, что счастливо избежали опасности.

Как и ожидала Кристина, Уильям страдал от меланхолии, страх перед арестом или нападением Марка сделал его угрюмым и раздражительным. Большую часть времени он сидел у себя в комнате или слонялся по дому, отказываясь от прогулки и приема посетителей. Ожидая, что о его связи с Баклоу вот-вот станет известно, не мог заставить себя смотреть в глаза друзьям и соседям, любопытным, подозревающим, мрачно позабавленным, зная, что его горе послужит для них не более чем очередным источником сплетен.

Кристина заставляла себя не думать о Саймоне, списывая случившееся между ними на неотвратимо нахлынувшую волну всепоглощающей страсти. На короткое время маска умудренного опытом жесткого человека спала, явив его истинное лицо. Больше всего ее уязвило то, как он повел себя после занятия любовью. Отвернулся и ушел. Оставил ее, отверг, глубоко ранив в самое сердце.

Она сожалела, что вообще позволила ему коснуться себя, и никак не могла выбросить из головы то, что он нашептывал ей на ухо, уверенными руками лаская тело, которое предательски реагировало. Оставаясь одна, она то и дело мысленно возвращалась к Саймону, он являлся даже во сне. Она как наяву видела его в мельчайших подробностях: примечательные черты лица, мощную фигуру, глаза, красиво очерченный рот. Ее преследовал даже его запах, словом, все то, что куда лучше забыть.