Филиппа Грегори - Еще одна из рода Болейн

– Куда вас везут? – изо всех прокричала я, больше не в силах сдерживать страх.

Анна не услышала, но белый овал дочкиного личика повернулся на мой голос, она глазами поискала меня в саду.

– Здесь, здесь, – снова закричала я, замахала руками.

Она заметила меня, махнула мне тоненькой ручкой и взошла следом за Анной на королевскую барку.

Как только они оказались на борту, солдаты одним движением оттолкнули суденышко. Барка дернулась, обе женщины упали на сиденья, я потеряла их из виду. Через минуту снова заметила дочку, сидит на скамье рядом с Анной, смотрит на меня. Гребцы вывели барку на середину реки, лодка легко двинулась вместе с поднимающимся приливом.

Я не пыталась больше ее звать, знала – голос пропадет в грохоте барабана, да и незачем пугать Екатерину криками. Стояла не шелохнувшись, только махала ей рукой, пусть видит – я тут, знаю, куда их везут, приду к ней, как только смогу.

Даже не глядя, почувствовала – Уильям рядом, тоже машет нашей дочери.

– Как ты думаешь, куда их везут? – спросил он, будто сам не знал ответа на свой вопрос.

– Зачем спрашиваешь, ясно же, в Тауэр.

Мы с Уильямом времени не теряли. Прямо к себе, побросали кое-какую одежду в мешок, побежали к конюшням. Генрих уже ждал у лошадей, широко улыбнулся, мы наскоро обнялись. Все готовы, малышка крепко привязана к нянькиной груди. Уильям торопливо подсадил меня в седло, вскочил на коня. Забрали с собой и свежеподкованную лошадку Екатерины. Ее вел в поводу Генрих, а Уильям держал уздечку коренастой, с широкой спиной лошади кормилицы. Мы выехали из дворца, никому не говоря, куда едем и когда вернемся.

Уильям снял несколько комнат в доме позади францисканского монастыря, рядом с рекой. Отсюда ясно видна башня Бошан – там Анна и моя дочь. Брат и другие мужчины, наверное, где-то неподалеку. В этой башне Анна провела ночь перед коронацией. Интересно, вспоминает ли она о роскошном платье, которое было на ней в этот день, и о молчании в Лондоне – знаке того, что ей никогда не стать возлюбленной королевой англичан.

Уильям приказал хозяйке дома приготовить нам обед, а сам отправился разузнать новости. Вернулся, когда все было готово, подождал, пока женщина не накроет на стол и не выйдет из комнаты, принялся рассказывать. Трактиры у Тауэра гудят от новостей. Королеву взяли под стражу, обвиняют в супружеской измене, колдовстве и всем таком прочем.

Я кивнула. Теперь ясно, судьба Анны решена. Генрих умело воспользовался слухами, ходящими в народе, чтобы расчистить путь к расторжению брака и взять себе новую королеву. Во всех трактирах уже говорят, что Генрих снова влюбился: теперь его избранница юна, прекрасна и невинна, истинно английская девица из Уилтшира, храни ее Боже, добрая и благочестивая, не то что Анна – слишком уж образованная, да еще воспитывалась при французском дворе. Уже откуда-то поползли слухи, что Джейн Сеймур – лучший друг принцессы Марии, что она верой и правдой служила королеве Екатерине. Она и молится по-старому, и книг безбожных не читает, и с мужчинами, которые знают толк в жизни, не спорит. Семья у нее что надо, скромные, честные люди, не эти лорды, которым только бы заграбастать побольше. Очень плодовитое семейство. Нет сомнения, у Джейн будут сыновья, это вам не Екатерина с Анной.

– А брат?

– Никаких новостей, – покачал головой муж.

Я прикрыла глаза. Нельзя себе представить жизни без Джорджа, свободного как птичка, делающего все, что ему угодно. В чем можно обвинить Джорджа? Как его осудить – такого милого, такого бесполезного?

– А кто с Анной?

– Твоя тетушка, мать Мадж Шелтон и еще пара женщин.

Я поморщилась:

– Ей доверять некому. Но теперь она, по крайней мере, может отпустить Екатерину. Она там не одна.

– Наверное, стоит ей написать. Анне разрешено получать письма, если они не запечатаны. Я отнесу письмо Уильяму Кингстону, он комендант Тауэра, попрошу передать.

Я понеслась по узкой лестнице к хозяйке дома, попросила перо и бумагу. Та показала на свой стол, а когда я устроилась у сереющего в сумерках окна, зажгла свечу.

Дорогая Анна!

Я знаю, с тобой теперь придворные дамы, прошу, отпусти Екатерину, я без нее не могу. Умоляю, отпусти ее.

Капнула воск со свечи, приложила кольцо с печаткой – буква «Б», Болейны. Но письмо не запечатала, отдала его Уильяму открытым.

– Хорошо. – Он бегло взглянул на письмо. – Отнесу прямо сейчас. Никакого скрытого смысла, никаких тайн и подвохов. Подожду ответа. Может, сразу приведу ее обратно, тогда завтра с утра двинемся в Рочфорд.

– Буду ждать, – кивнула я.

Мы с сыном играли в карты перед маленьким очагом, шатающийся столик, два колченогих табурета. Ставка небольшая – один фартинг, но потихоньку я выиграла все его карманные деньги. Чтобы немножко проиграть, стала жульничать, да только не рассчитала и продулась в пух и прах. Но Уильям все не возвращался.

Он появился около полуночи.

– Прости, что так долго. – Муж взглянул в мое побелевшее лицо. – Не смог ее привести.

Я тихонько застонала, он бросился ко мне, крепко обнял:

– Я ее видел, поэтому так задержался. Подумал, ты будешь рада, если поговорю с Екатериной, узнаю, как она.

– Очень расстроена?

– Мила и спокойна, – с улыбкой ответил он. – Завтра сама пойдешь и посмотришь, можешь ходить туда каждый вечер, пока королева там.

– Но она ее не отпустит?

– Нет, хочет держать при себе, а коменданту приказано выполнять желания Анны, конечно в разумных пределах.

– Ясно…

– Я все перепробовал. Но королеве положены придворные дамы, и Екатерина – единственная, которую она потребовала. Остальных ей прислали. Одна из них – жена коменданта, шпионит потихоньку, повторяет все, что она скажет.

– А как Екатерина?

– Можешь ею гордиться. Передает тебе привет, говорит, что останется прислуживать королеве. Сказала, Анна больна, совсем без сил, рыдает, значит надо остаться с ней, помочь хоть немножко.

– Она еще совсем дитя! – Я вздохнула, не зная, то ли гордиться, то ли расстраиваться.

– Нет, девочка уже выросла. Выполняет свой долг, как положено. Ей ничего не грозит, никто ее не собирается ни о чем спрашивать. Все понимают, она в Тауэре только из-за Анны. С ней ничего не случится.

– А в чем обвиняют Анну?

Уильям глянул на Генриха, потом решил – мальчик уже взрослый, пора и ему знать.

– Похоже, ее обвиняют в прелюбодеянии. Ты знаешь, что такое прелюбодеяние, Генрих?

– Да, сэр. – Мальчишка чуть вспыхнул. – Об этом сказано в Библии.

– Думаю, что на твою тетушку возвели напраслину, – ровным голосом продолжал муж. – Но таково обвинение Тайного совета.

Теперь и я начинаю понимать.

– Других тоже арестовали? В чем их обвиняют, в том же?