Филиппа Грегори - Еще одна из рода Болейн

Когда я вошла, Генрих стоял лицом к двери. Он бросил на меня взгляд, полный мольбы. Я застыла, словно пораженная громом: Анна кричала на короля. Она повернулась спиной и не слышала, что кто-то вошел, сестра была в такой ярости, ничего не замечала. Кроме своих слов.

– И что я узнаю? Она, она все еще чинит ваши рубашки, какая насмешка надо мной! Разложила их перед моим носом и велела вдевать ей нитку в иголку. При всех фрейлинах приказала мне вдевать нитку в иголку, будто я какая-то белошвейка.

– Я ее не просил…

– И как тогда это произошло? Она сама пошла в ваши комнаты и украла ночью ваши рубашки? Может, слуга их утащил и передал ей? Или вы сами ходите во сне по ночам и так они к ней попали?

– Анна, она моя жена и чинит мне рубашки вот уже двадцать лет подряд. Мне и в голову не пришло, что ты будешь возражать. Но я ей скажу – с сегодняшнего дня пусть больше этим не занимается.

– Вам в голову не пришло, что я буду возражать? Почему бы вам не вернуться к ней в постель и не посмотреть, буду ли я возражать на это? Я шью не хуже ее, а по правде сказать, куда лучше. К тому же я не такая близорукая старуха и мне не нужна помощница – нитку в иголку вдевать. Но вы мне не принесли свои рубашки. Вы меня оскорбили… – Ее голос прервался. – Унизили перед целым двором, отдав ей ваши рубашки… – Негодование сестры только нарастало. – Так можно было всему свету объявить: вот эта женщина моя жена и я ей доверяю, а это моя любовница, хороша для ночной забавы, да и только.

– Богом клянусь… – начал король.

– Богом клянусь, вы меня ужасно оскорбили, Генрих.

Ее дрожащий голосок привел его в полнейшее уныние. Король попытался ее обнять, но Анна только головой покачала:

– Нет, нет, я к вам не побегу, думаете, поцелуем можно все поправить и я все позабуду, будто ничего не было? Нет, было, было, так легко не позабудется.

Она поднесла ладонь к глазам, прошла мимо него, открыла дверь спальни и скрылась там, даже не взглянув на короля. Мы оба молчали, дверь хлопнула, ключ повернулся в замке.

Мы с королем переглянулись.

– Богом клянусь, я и не думал, что она так обидится, – пробормотал он.

– Из-за рубашек?

– Королева все еще чинит мне рубашки. Анна не знала, и ей это пришлось не по вкусу.

– А-а, – только и оставалось мне сказать.

Генрих покачал головой:

– Я объясню королеве, пусть больше не шьет для меня.

– Это будет мудро, – мягко произнесла я.

– А когда она выйдет, передай ей, как сильно я сожалею, что причинил ей такую боль. Пообещай, что я никогда в жизни ее больше не обижу.

– Хорошо, я ей передам.

– Я пошлю за золотых дел мастером, пусть сделает ей что-нибудь покрасивей. – Ему самому понравилась такая мысль. – Ее это развеселит, и мы позабудем о ссоре.

– Она повеселеет, когда немножко отдохнет, – пообещала я. – Трудно ей ждать так долго, чтобы выйти за вас замуж. Она так любит ваше величество.

На мгновение он снова стал похож на того мальчика, что когда-то был безумно влюблен в Екатерину.

– Да-да, оттого она так рассердилась – слишком сильно меня любит.

– Нет сомнения, – немедленно согласилась я.

Нельзя, чтобы он заметил, насколько гнев Анны несоразмерен дурацкой причине размолвки.

– Я понимаю. – Теперь он почти успокоился. – Нужно с ней быть потерпеливей. Она еще так молода и почти не знает жизни.

Я крепко сжала губы, думая о самой себе – о той девчонке, которую семья подложила ему в постель. Мне бы и шепотом не позволили возразить, не то что такие истерики закатывать.

– Подарю ей рубины. Рубины хороши для добродетельных дам, правда?

– Ей это понравится, – с уверенностью согласилась я.

Генрих подарил Анне рубины, а в благодарность получил не только улыбку. Она вернулась от него поздно вечером, платье в полнейшем беспорядке, чепчик в руке. Я уже спала, не желая дожидаться ее по ночам, как она меня когда-то. Сестра стянула с меня покрывало, разбудила – помочь расшнуроваться.

– Сделала, что ты сказала, и ему страсть как понравилось. И дала ему поиграть моими волосами и грудь потрогать.

– Значит, вы снова помирились. – Я расшнуровала ей корсаж, стянула с нее рубашку.

– А отец скоро станет графом, – с тихим удовлетворением произнесла сестра. – Граф Уилтшир и Ормонд. Я буду леди Анна Рочфорд, а Джордж – лордом Рочфордом. Отец возвращается в Европу вести переговоры о мире, а лорд Рочфорд, наш братец, отправляется с ним в качестве одного из самых любимых королевских посланников.

– Графство для отца? – Королевские милости просто рекой льются.

– Да.

– А Джордж – лорд Рочфорд? Неплохо, неплохо, ему понравится. И посланник!

– Он же всегда хотел.

– А я? Мне-то что достанется?

Анна повалилась на кровать, чтобы я могла снять с нее туфельки и чулочки.

– А ты останешься вдовой, леди Кэри. Просто еще одной девчонкой из семейства Болейн. Сама знаешь, не могу я все сразу сделать.

Двор собирался в Гринвиче, и королева тоже там будет. Ей достанется весь почет, а Анна пусть сидит себе тихо.

– Что теперь? – спросила я Джорджа.

Я присела на его постель, а он устроился на широком подоконнике. Слуга складывает вещи – брат готовится к поездке в Рим. Джордж то и дело вскакивает, кричит старому слуге: «Нет, не этот плащ, этот моль поела» или «Ненавижу эту шляпу, отдай ее Марии, пригодится малышу Генриху», а старик продолжает невозмутимо укладывать одежду.

– Что теперь? – повторил мой вопрос Джордж.

– Меня вызвали к королеве, я живу теперь в своей старой комнате на ее половине дворца. Анна осталась у себя, совсем одна. Я думала, матушка с ней побудет, я и все остальные придворные дамы теперь обязаны прислуживать королеве, а совсем не Анне.

– Ничего в этом нет плохого, просто ожидается множество народу из Сити, они приходят во время Рождества посмотреть, как король с королевой пируют. Никак нельзя, чтобы купцы и торговые люди болтали о невоздержанности короля. Ему хочется, чтобы все говорили: он выбрал Анну для блага государства, а не ради похоти.

Я бросила взгляд на слугу – не много ли мы себе позволяем?

– Не беспокойся о Джоше, он слегка глуховат, благодарение Богу. Плохо слышишь, да, Джош?

Слуга и головы не повернул.

– Хорошо, хорошо, ты свободен, – сказал Джордж, но слуга продолжал как ни в чем не бывало паковать вещи.

– Все равно, лучше не рисковать, – заметила я.

– Джош, – брат повысил голос, – оставь нас, потом докончишь.

Слуга вздрогнул, обернулся, поклонился Джорджу и мне, вышел.

Брат бросился на кровать, удобно улегся, положив голову мне на колени. Я прислонилась к спинке кровати.

– Думаешь, доживем до этого? – лениво спросила я. – Такое впечатление, что мы к свадьбе готовимся уже лет сто, не меньше.