Лилия Гаан - Сад земных наслаждений. Книга 1 (СИ)

И вот теперь Фрейзер был вынужден вращаться среди людей, любимой темой разговора которых являлось обсуждение достоинств диктатуры в противовес демократии.

Но больше всего Майкла допекала сестрица. Его раздражала манера Джил взирать на супруга, как на живого бога. Он не понимал, куда делась его очаровательно безголовая распутница сестра и откуда на её месте оказалась погрузневшая почтенная матрона, которая каждый день ходит к утренней мессе (Джил приняла в новом замужестве католичество), носит закрытые темные платья и шляпки с вуалями и может часами рассказывать о своем младенце.

- Не скучаешь по Монте-Карло? - как-то попытался Майкл её поддеть. - Там, наверное, до сих пор маячит твоя тень среди рулеток!

Джил снисходительно глянула на братца.

- Такие вещи быстро надоедают, - чопорно пояснила она ему,- и ведут к духовной деградации!

Майкл с невольным уважением глянул на постно поджавшую губы собеседницу.

- Не знал, что ты знакома с такими выражениями!

- Мне все доступно пояснил отец Диего,- восхищенно вздохнула Джил,- вот с кем тебе нужно потолковать, прежде чем ты окончательно загубишь свою душу, мой бедный заблудший барашек!

'Барашек' только недоверчиво фыркнул.

- Я не люблю служителей Бога!

- Ты просто дурачок! Но и такие нужны Создателю!

- В этой нелепой шляпке ты похожа на ворону! - огрызнулся он в ответ на 'дурачка'.

- Эту шляпку я купила на Пляс-пигаль, и заплатила за неё кучу денег! Но мужчины редко разбираются в женской моде. Зато твоя жена всегда одевалась с большим вкусом, хотя ты, вероятно, уже забыл, как она выглядит!

Эта небольшая перепалка немного улучшила ему настроение, но, вообще-то, в доме ди Оливейры он чувствовал себя не в своей тарелке, и поэтому часто пропадал по вечерам в увеселительных учреждениях.

Со знаменитым прелатом он познакомился в начале августа, когда тот посетил Баию. Кардинал, правда, в силу своего положения смог избегнуть родственного гостеприимства и поселился в епископском дворце, но все равно нашел время, чтобы посетить племянника и его семью.

Майкл с умеренным интересом разглядывал семейную достопримечательность дома ди Оливейры. Отец Диего оказался крепким сухощавым стариком в красной мантии. Из-за круглых линз очков на американца глянули умные серые глаза на аскетически худом морщинистом лице.

- Ваше святейшество,- почтительно поцеловал перстень на его руке хозяин дома,- я хочу представить вам моего американского шурина - Майкла Фрейзера.

К удивлению Майкла ему понравился святой отец. Не так, чтобы сразу, но постепенно - фраза за фразой у него крепло убеждение, что это человек умный и приятный.

Начнем с того, что он не поддерживал профашистские взгляды своего племянника. Когда ди Оливейра в очередной раз разболтался о своем кумире, кардинал его мягко остановил:

- Для того чтобы правильно оценить происходящее в Европе недостаточно вдохновляться лозунгами и идеями людей, поступки которых неоднозначны. Нужно сначала увидеть, к чему это приведет. Продекларировать можно все, что угодно, но вот насколько эти обещания будут соответствовать истинному положению - большой вопрос!

- Я уверен, что фюрер...

Глаза прелата блеснули ледяной синью.

- Бойся лжепророков!

И Майкл с веселым удивлением увидел, как съеживается, словно лопнувший шарик его чванливый шурин, и становится больше похожим на виноватого школьника, чем на диктатора.

Все высказывания прелата были полны здравого смысла и житейской мудрости.

- Беда всех сегодняшних молодых людей, - заявил он Майклу, проницательно изучая его сквозь очки,- что они слишком быстро принимают судьбоносные решения, мало их обдумывая! А потом не торопятся признать ошибки, малодушно уходя от решения самых насущных проблем. Так нельзя! Рано или поздно за все приходится платить!

Позже, вспоминая этот разговор, Майкл пришел к выводу, что святой отец либо обладал даром предвидения, либо необычной прозорливостью, но только его слова оказались для него пророческими.

В то утро ничто не предвещало беды.

Здесь в южном полушарии наступала весна, и все благоухало цветами, ванилью и вкусными запахами утреннего кофе.

Майкл как раз одевался к завтраку и, напевая модную в это лето румбу, завязывал перед зеркалом галстук, когда в его комнате раздался телефонный звонок. Все находящиеся в спальнях телефоны имели внутренние номера и подключались к общему коммутатору.

Фрейзер решил поначалу, что это Джил поторапливает его к завтраку, поэтому не особо поспешил отвечать, пристрастно проводя расческой по волосам, но телефон уж слишком настойчиво трезвонил, и он, тихо выругавшись про себя, поднял трубку.

Вместо голоса сестры раздался голос дворецкого, предупреждающего, что на линии Нью-Йорк. Майкл удивился - отец нередко звонил ему, но в этот час в Штатах ещё все спят!

В трубке действительно раздался напряженный отцовский голос.

- Майкл,- глухо пророкотал Фрейзер-старший, - тут такое дело...

Сердце Майкла неожиданно сжалось, вспотел лоб, и мерзко затряслись руки. По необычно мягкой родительской интонации он моментально понял, что произошло нечто страшное.

- Что случилось?

На том конце провода воцарилась напряженная пауза.

- Позавчера бомбили центр Лондона!

Об этом Майкл ничего не знал - в местных газетах пока ничего не было, а европейские приходили сюда с приличным опозданием, и у него судорогой страха свело горло.

- В общем, Майкл, мальчик мой, час назад звонила миссис Вормсли - бомба попала в дом, где жила Хелен с детьми!

- Они ранены?

И вновь пауза, которая, казалось, растянулась до бесконечности, а потом тихий ответ:

- От дома осталась только воронка!

Странная тишина наступила вокруг. Вроде бы так же заливало утреннее солнце знакомые контуры предметов, но для растерянно повесившего трубку Майкла вдруг все стало стремительно исчезать. Он опустился на стул, и тут... появилась она - Хелен! Майкл отчетливо увидел жену именно такой, какой она была в день их первой встречи десять лет назад - робкая, застенчивая, очаровательная девушка, восторженно взирающая на мир удивительной красоты бархатистыми глазами. И волна такой мучительной боли вдруг разорвала ему грудь, что заложило уши и почернело в глазах.

В комнате неожиданно появились люди, которые трясли его, хлопали по щекам, а он только пораженно глядел в перепуганные лица и смутно недоумевал - чего они все от него хотят, и почему странно и беззвучно открывают рты? И только флакон с нюхательной солью, сунутый под нос сестрой привел его в себя настолько, что Майкл услышал собственный крик, который оказывается все это время вырывался из его груди. Вместе с сознанием вернулась и страшная боль, и он, застонав, закрыл глаза. Но взволнованные зять, сестра и прочие домочадцы засыпали его взволнованными вопросами: