Лорен Уиллиг - Маска Черного Тюльпана

— Я буду здесь. — Майлз, ликуя, крутанул шляпу, прежде чем основательно надеть ее, скрыв непослушные светлые волосы. Задержавшись у двери, он улыбнулся своему начальнику. — С цветами.

— Черный Тюльпан? — Колин усмехнулся. — Не слишком-то оригинально, должен признать. Ну а чего вы ожидали от помешанного французского агента?

— Кажется, у Дюма есть роман с таким названием.

Колин подумал.

— По-моему, они между собой не связаны. Кроме того, Дюма появился позже.

— Я и не говорю, что Дюма был Черным Тюльпаном, — возразила я.

— Отец Дюма служил в армии Наполеона солдатом, — объявил Колин, авторитетно подняв указательный палец, но испортил эффект, добавив: — Или, возможно, это был его дед. В любом случае кто-то из них.

Я с сожалением покачала головой:

— Слишком хорошая теория, чтобы быть правдой.

Я сидела на кухне Селвик-Холла за длинным поцарапанным деревянным столом, похожим на жертву дюжих поваров, вооруженных мясницкими ножами, а Колин тыкал ложкой в липкую массу на плите, которая, по его заверениям, быстро продвигалась в сторону превращения в наш ужин. В отличие от потертых каменных плит пола кухонную мебель, видимо, заменили в какой-то момент последних двух десятилетий. В начале своей жизни она была того безобразного горчично-желтого цвета, который столь необъяснимо любим дизайнерами, но от времени и использования поблекла до приглушенного бежевого.

Образцом дизайнерского искусства эта кухня не являлась. За исключением одного довольно-таки унылого горшка с базиликом на подоконнике, не было ни висячих растений, ни сверкающих медных кастрюль, ни сочетающихся по цвету банок с несъедобной «настой», ни художественно увязанных пучков трав, развешанных так, чтобы неосмотрительный посетитель бился о них головой. В кухне, напротив, царила атмосфера уюта, какая бывает в действительно обитаемом помещении. Стены выкрашены в веселый, совсем не горчичный желтый цвет; на крючках над раковиной — синие с белым кружки; видавший виды электрический чайник стоит рядом с оббитым коричневым заварочным, накрытым обтрепавшимся синим стеганым чехлом; два окна в обрамлении штор с ярким желто-голубым узором. Холодильник издавал то успокаивающее гудение, знакомое всем холодильникам мира, умиротворяющее, как кошачье мурлыканье.

Стена плюща, художественно ниспадавшего на одну сторону, наполовину загораживала окно над раковиной. Сумеречный свет, проникающий через вторую половину, больше затемнял, чем выявлял. Наступило то смутное время дня, когда можно представить корабли-призраки, бесконечно плывущие через Бермудский треугольник, или призрачных солдат, снова сражающихся в давних битвах на болотистых пустошах.

Очевидно, я слишком много времени провожу в библиотеках. Призрачные солдаты, надо же!

Но все равно… Повернувшись к Колину и облокотившись на спинку стула, я спросила:

— А в Селвик-Холле есть привидения?

Колин перестал помешивать и бросил на меня откровенно насмешливый взгляд.

— Привидения?

— Ну да, страшные призраки, безголовые всадники и тому подобное.

— Понятно. Боюсь, в настоящее время мы ничем таким не располагаем, но если вы пожелаете заглянуть к соседям, я слышал, что в Донвеллском аббатстве сдают напрокат нескольких монахов-призраков.

— Не думала, что их можно брать напрокат.

— После того как Генрих Восьмой конфисковал аббатство, монахам пришлось найти способ добывать себе на пропитание. Всегда есть старинный помещичий дом, где требуется одно-два привидения.

— А кто такие призраки Донвеллского аббатства? Насколько я понимаю, они не просто монахи.

Колин в последний раз перемешал содержимое кастрюли и выключил конфорку.

— Обычная история. Отступник-монах нарушил свои обеты, сбежав с разбитной дочкой местного сквайра… Тарелку, пожалуйста.

Я подала ему тарелку с сине-белым узором.

— Входит монах, преследуемый сквайром? — подала я реплику, парафразируя одну из моих любимых ремарок Шекспира.

— Почти, но не совсем. — Колин изящно вытряхнул из черпака на тарелку большой комок замазки. Она немного напоминала собачью еду. Я подала вторую тарелку. — Местный сквайр не особо любил свою дочку, но почуял возможность повернуть данное дело к своей выгоде. Кипя подобающим отцовским гневом, он ворвался в монастырь… Еще?

Полная ложка зависла в воздухе, как призрачная рука во время спиритического сеанса.

— Нет, спасибо.

— Сквайр поспешил в монастырь и потребовал в качестве возмещения за утрату дочери полоску земли, лежавшую между аббатством и его владениями. Монахам это не понравилось. Никто не знает, что точно случилось в ту ночь, но история гласит: монахи изловили парочку в большом поле, недалеко от аббатства.

— И что было потом? — Обожаю хорошие истории с привидениями.

— Точно никто не знает, — загадочно ответил Колин, ну или, во всяком случае, так загадочно, как может это сделать человек, взмахивающий большим черпаком. — К утру на траве лежал только мятый капюшон от рясы. Что касается дочери сквайра, от нее не осталось и следа. Но, но легенде, в ненастные ночи он по-прежнему ищет ее, и его можно увидеть медленно плывущим над территорией Донвеллского аббатства в вечном поиске своей утраченной любви.

Руки у меня покрылись мурашками, когда я мысленно нарисовала безлюдную пустошь, бледную луну, освещающую их перепуганные лица… Передо мной возник большой комок чего-то коричневого.

— Фасоли на тост? — прозаически спросил Колин.

Почти невозможно сохранять атмосферу зловещего преступления в присутствии фасоли и тостов. Это эффективнее, чем помахать чесноком перед вампиром.

— Если это задумано, чтобы вынудить меня к отъезду, ничего не выйдет. Теперь, когда я своими глазами увидела архив, даже диета из золы не выживет меня отсюда.

Он хмыкнул.

— Ясно. А как насчет призрачной фигуры в белом, нависающей над вашей кроватью?

— Слишком поздно. Вы уже сказали — призраки у вас не водятся.

Колин усмехнулся весьма распутной улыбкой, оказавшей странный эффект на мой желудок… по крайней мере я свидетельствую, что это произошло от его улыбки, а не кулинарных излишеств.

— Кто сказал, что я говорил о привидении?

Не успела я до конца разгадать подтекст данного заявления, как дверь немного приоткрылась и женский голос проворковал:

— Колин… Колин, ты дома?

Колин застыл, как лисица при виде охотников. Поймав мой взгляд, он знаком озабоченно велел мне молчать.

— Колин…

Дверь продолжила свое неумолимое движение внутрь, и в образовавшийся проем свесилась светлая коса, а за ней появилась ее обладательница — высокая девушка в обтягивающих рыжевато-коричневых брюках и облегающем пиджачке. Увидев свою жертву, девушка упруго шагнула в кухню, сапожки на каблучках зацокали по каменным плитам пола, на руке у новоприбывшей покачивался шлем для верховой езды.