Елена Барлоу - Добровольная зависимость

Он вошёл почти неслышно, однако, я ощутила его присутствие незамедлительно; я сидела на краю той огромной постели, сжимая пальцами сорочку, и невидящим взглядом смотрела на корзинку с конфетами и шоколадом.

— Думаю, вполне уместно будет пожелать доброй ночи, а не вечера, верно?

Я была настолько напряжена и напугана тем, что он пришёл, что не могла даже вздохнуть спокойно. Отвечать я не хотела и не собиралась.

По шороху одежды, я поняла, что супруг стал раздеваться, и невольно издала вымученный стон. Однако, когда он сел рядом со мной, на расстоянии примерно полуметра, я заметила, что он остался в рубашке и брюках. Зато без обуви, босой… Пальцы у него были ровными, ступня — большой. В очередной раз я убедилась, какой маленькой была по сравнению с ним.

— Я попросил Мадлен помочь тебе устроиться, — произнёс он спокойно. — Надеюсь, ты хорошо отдохнула, приняв ванну?

Так как мне нечего было скрывать, ведь горячая ванна действительно помогла мне расслабиться, я просто кивнула, опустив глаза.

— Здесь прекрасная прислуга. Я всегда любил останавливаться именно здесь, а не в городе. Городские гостиницы безумно дорогие, неоправданно дорогие и холодные, — сказал он и презрительно хмыкнул. — Единственное здание, которое ещё не оккупировала местная элита — этомоя церковь.

Последние два слова он произнёс с пугающей страстностью, и я машинально взглянула на него со свойственной мне робостью: он едва повернулся ко мне, так, что я почти не видела повязку на левой стороне его лица; его кожа была чистой, подбородок — гладко выбрит; чёрные волосы оказались влажными, видимо, он тоже принимал ванну. Тогда же я почувствовала аромат цитруса, исходивший от его кожи.

Господи, он тоже готовился! Он планировал эту ночь, а я, глупая девчонка, была уверена, что он подождёт хотя бы до следующей недели!

Его пристальный взгляд смущал меня, тогда он ухмыльнулся, встал и обошёл кровать слева. Какое-то время я слышала лишь шорох одежд, а затем девичье любопытство взяло надо мною верх: я украдкой взглянула на мужа, пока он раздевался, стоя спиной ко мне. Зрелище это пугало и одновременно волновало меня, потому что я знала о мужской наготе лишь по картинкам. А теперь передо мной был мужчина, так сказать, во плоти; не понимая, что чувствовала, я смотрела, как он снимал рубашку через голову и ловко расстёгивал и вытягивал ремень из брюк; каждое его движение было пронизано сдержанной эротичностью, о которой писали в книгах греческие философы, размышляя об искусстве физического наслаждения. Но знал ли этот мужчина о том, что его самые обыденные жесты способны были свести женщину с ума и заставить её пасть на колени?

Тогда я и сама этого не знала… Тогда я была маленькой, глупой девственницей.

Вернувшись и присев рядом со мной, он взял со столика полотенце и вдруг обернул им мои мокрые волосы, а потом стал осторожно растирать их.

— Ты ведь не против? Смотри, так гораздо лучше, — голос его звучал приглушённо, словно издалека. — Ну вот, твоя спина совсем мокрая! Мадлен стоило высушить твои волосы… Они очень красивые.

Я была поражена этим комплиментом, ничего подобного я не ждала. Ещё какое-то время мы молчали, пока он не закончил и не отложил полотенце в сторону. Он не распускал рук, не лез ко мне с грубостью, а ведь я читала о первой брачной ночи совсем другое, не считая нескольких однообразных романов.

А Коллет никогда не рассказывала мне о том, как прошла её брачная ночь.

— Почему вы всё-таки пришли? — осмелилась спросить я, хоть и говорила с трудом.

— Где же быть мужу, как не в постели новобрачной в их первую ночь? Или ты думала, что я пренебрегу твоим присутствием?

— Я вовсе не… это не так… не о том речь.

От волнения я всё сильнее дёргала ткань сорочки и смотрела только на собственные дрожащие пальцы.

— О чём же речь? Ты, видимо, совсем не ждала меня.

— Я думала, что вы подождёте хотя бы до возвращения домой.

— Это ни к чему. Нет никакой разницы, где это произойдёт. А завтра… Да, завтра мы будем уже в Лейстон-Холл. У тебя будет всё необходимое, обещаю. Ты играешь? В гостиной у нас стоит спинет, оставшийся мне от… деда. Я играю крайне редко, так что, возможно, тебе он больше пригодится…

Вдруг Готье издал какой-то неопределённый звук — полустон-полурык — и я снова повернулась к нему; он был напряжён, я видела это по его сжавшимся кулакам, по лицу, покрытому испариной, и вдруг для меня стало предельно ясно… «Да он пришёл просто потому, что ты такая же женщина, как все; он будет удовлетворять свою похоть с тобой, пока твои бездействие и неопытность не успеют надоесть. Тогда он найдёт для себя любовницу, если уже не имеет таковую».

Вот, что я думала.

Когда он поднялся и встал прямо передо мной, я охнула от неожиданности; чёрные брюки всё ещё держались на его бёдрах, пусть и без ремня, и я невольно скользнула взглядом по всей его высокой фигуре. Сейчас он казался куда крупнее, чем в одежде; сгорая со стыда и краснея, я уставилась на его плоский живот.

Следующее его действие никак не вязалось ни с чем произошедшим ранее и после. Он глухо позвал меня по имени, дождался, пока я посмотрю ему в лицо, затем медленно завёл руки за голову и снял свою повязку.

Едва сдержав крик ужаса, я закрыла ладонью рот… и вдруг поняла, что всё это время выдумывала совершенно невероятные вещи. Его глаз был абсолютно цел, но верхнее веко пересекала яркая полоса, словно кто-то пытался сделать на коже надрез. Его зашивали, я видела тонкие нити, продетые через кожу. Участок же кожи вокруг глаза покраснел от натёртости ткани.

— Что с вами случилось? — спросила я, поражённо глядя на него. — Кто это сделал?

Он закрыл глаза, распрямил плечи так, что я услышала резкий хруст костей его спины, а после мне показалось, что он вздохнул с невообразимым отчаянием и болью.

— Это моё прошлое пыталось лишить меня зрения, — сказал он, снова глядя на меня. — Оно наказывало меня за грехи.

— Ваше прошлое?

Я не поняла его слов, зато по его дальнейшим действиям поняла, что должно было вскоре произойти. Это было неизбежно, как оказалось, ничто не могло бы предотвратить события той ночи.

Очень медленно он приблизился ко мне, гипнотизируя своим пристальным взглядом, таким диким и безумным из-за увечья, что я невольно попятилась назад. Но его сильные руки парой резких движений опрокинули меня на спину, и через мгновение я уже была прижата его телом к кровати.

— Невероятно красивые губы! Как же можно обделять их поцелуями? — прошептал он в паре дюймов от моего лица. — Однако, больше всего меня интересуют губы, скрытые под этим одеянием. Я хочу на них посмотреть. Но сначала… закрой-ка глаза…

Я подчинилась, и в ту ночь я делала всё, чего бы он ни попросил. Уже позже я осознала, почему вела себя так, а не иначе: не было никакого смысла в криках и сопротивлении, я никогда в жизни не устраивала истерик, и тогда не собиралась. Его неторопливые действия были знаком того, что, пусть он и не любил меня, зато уважал, как женщину, и никогда бы не сделал мне больно.