Елена Барлоу - Добровольная зависимость

Время тянулось непростительно долго; мужчина считал своё вожделение непристойным и запретным, как грех, но избавиться от этого не мог. За произошедшим он позабыл, что их развод с Мэгги Уолш так и остался неподтверждённым. И он вызвал её для долгого разговора, где были и слёзы, и мольбы. Эта женщина никогда не вела себя так, подумал он тогда.

Его терпение кончалось, и, дабы пресечь очередную попытку отложить развод, он заявил с неприкрытой гордостью:

— У меня есть избранница, Мэгги. Есть та, с которой я хочу прожить до конца своих дней. Ты понимаешь? Я желаю избавиться от тебя, чтобы передо мной больше не возникало никаких препятствий к этому браку. Это именно то, чего я хочу.

Были проклятья, оскорбления и снова слёзы. Он знал, каким позором для Мэгги станет этот развод, но ему было всё равно. Парочка лет, и он свяжет судьбу с той, которую действительно хочет. И ничего не изменится.

В последнюю ночь перед отъездом Мэгги пришла к нему. Он не проснулся, когда она вошла в его спальню; не проснулся, когда она разделась и забралась в его постель. Её холодные руки заскользили по его обнажённым плечам, и это заставило его очнуться.

— Убирайся прочь! — прошипел Джейсон с яростью. — Убирайся, или я тебя убью.

Её прекрасное тело белело в темноте, длинные волосы рассыпались по подушке, и она потянулась к нему, обнимая и целуя. И когда всё случилось, он даже не смог сопротивляться. Омерзение и стыд настигли его гораздо позже. Но за те несколько минут, когда он, как сумасшедший, набросился на неё и взял, словно дикарь, Джейсон пережил наслаждение невероятной силы. Он представлял лицо и тело совершенно другой девушки, чья невинность и молодость так мешали ему и одновременно восхищали. У его любовницы, которая заставила его потерять голову, были зелёные глаза, а не порочные и тёмные; у неё была светлая кожа и полные губы, сулящие только самые нежные поцелуи; это с ней он занимался любовью, с ней он потерял контроль, а не с Мэгги.

И потом, встав и одевшись, он повернулся к бывшей супруге и раздражённо сказал:

— Чтобы завтра же тебя здесь не было!

— Будь ты проклят, Джейсон Готье! Ты и твоя шлюшка, кем бы она ни была! Я ненавижу вас обоих!

Её яростные крики больше не заботили его.

Он видел свою цель ясно и чётко.

Он решил, что ни перед чем не отступится, лишь бы Кейтлин была с ним. С ней он познает истинное счастье, да, именно с ней. Он будет любить её, страстно и бесконечно любить, и у них появятся замечательные дети.

Никогда ещё он не чувствовал себя таким счастливым.

Три года он путешествовал и натерпелся сполна, а, вернувшись, ждал, когда сможет взять счастье в свои руки. Но оно ускользнуло от него, словно песок сквозь пальцы. Его возлюбленная выросла, стала очаровательной и гордой… и не желала выходить замуж. Её отчим, тот ещё брюзга и дурак, отказал даже говорить с ней о женитьбе.

Он ненавидел его! Ненавидел свою упрямую любовь! Девчонку, которая никак не отдавала назад его слабого сердца.

И тогда возник план. И он сделает всё, чтобы заставить её быть с ним! Она принесёт себя в жертву во имя их общего благополучия и любви, но ничего… Она всё поймёт, поймёт, потому что будет любить его ещё сильнее, чем он её, хотя такое вряд ли возможно…

А если она откажется?

Если не предложит себя вместо сестры?

Что ж, и это не беда. Он раскроет все карты и не оставит её в покое, пока она не будет принадлежать ему и только ему. Похитит, скроет ото всех — какая разница?

Разве нельзя пожертвовать всем ради великой любви?

Примечание к части

Бернард де Вентадорн, провансальский лирический поэт XII века.

После Нового Года — весьма тихого и скромного праздника для нашей семьи — жизнь вошла в привычную колею. Порой мне просто казалось, что я никогда и не покидала родной дом. Дни были пасмурными и дождливыми, но не было даже намёка на снег. Ривер-Нэт не замерзала, а деревья у нас во дворе оставались одетыми в тускло-жёлтую листву.

Я действительно соскучилась по этому старому дому моего детства: его серые камни, темнеющие у самой земли, черепичная крыша, когда-то светлого синего цвета, и вечно скрипучая дверь с тяжёлым кольцом, за которое дёргали соседи и стучались, давая нам знать о своём визите.

На столе, в крохотной светлой столовой, как и всегда, можно было найти деревянную доску, на которой мать обязательно забывала незаточенный нож, кусок сыра или большой ломоть хлеба под полотенцем. Из открытого окна, прямиком во двор, доносились запахи готовки; в детстве мы с сестрой, играя позади дома, сразу могли угадать, что ожидало нас на ужин.

Так прошла неделя, или около того. Мне не нужно было заново привыкать к жизни без многочисленных слуг или горничных, наша пища была намного скромнее, но, стоит признать, и в деньгах мы более не нуждались. Время от времени мы получали небольшую сумму от пожилого камердинера моего мужа; он приносил конверт в воскресенье или понедельник, желал всего наилучшего и уходил. Мать вслух читала письма и откладывала деньги при мне, дабы я знала их местонахождение.

Джейсон ни разу не попросил меня вернуться, больше не молил о прощении или о скорой встрече. Судя по всему, и он не собирался к нам. После спада холодов он думал продолжать работу, и его люди уже были готовы. К тому времени, как в городе стихли отголоски праздников, я стала понимать всю ничтожность нашей разлуки, но понятия не имела, как вести себя дальше.

Едва не решив вернуться в Англию, я тут же передумала. Мать и отчим отговаривали меня, да и частые боли в спине намекали о том, что поздно было путешествовать. Я чувствовала себя хуже с каждым новым днём и, возможно, прокляла бы всё на свете, если бы не поддержка матери и Коллет, которая решила остаться с нами до рождения моего ребёнка.

Вскоре я могла в полной мере ощутить все радости (и не только) своего положения. Но несмотря на ухудшающееся физическое состояние, я трезво смотрела на вещи и терпела любые боли и капризы своего тела. И я очень скучала по мужу. Я не решалась написать ему и просить приехать, мне казалось, что так я выставляю его дураком; я бросила его, а спустя несколько недель стала бы звать к себе, словно это было так легко! Я не могла так с ним поступить и решила немного подождать.

— Вот увидишь, он приедет сам, — говорила мне мать время от времени. — Он гордый, конечно, но не настолько.

Однако, примерно через месяц после возвращения домой, я получила письмо от Джейсона, которое разрушило все мои мечты и планы.

Это было рано утром, тихим пасмурным утром, слишком уж тёмным; я проводила камердинера, закрыла дверь и отправилась в спальню, где и распечатала конверт.

«Дорогая моя Кейтлин,