Нино Риччи - Завет, или Странник из Галилеи

На следующее утро подул теплый ветер, растопив снег и превратив поле в сплошное море грязи. Наши снежные хижины постепенно таяли, принимая причудливые формы. Мне они напомнили изуродованные конечности больных проказой, на которые нельзя было смотреть без содрогания.

Когда мы завтракали, в лагере появился седобородый старик, он искал Еша. По всему было видно, что старик — человек достойный: он был хорошо одет и умудрился пройти через грязь, не запачкав свой плащ ни единым пятнышком. Завидев его еще издали, Еша встал и пошел навстречу; он склонился перед стариком и поцеловал ему руку. Видно, Еша хорошо знал пришедшего. Люди Еша, однако, как я заметил, почему-то сильно заволновались. Они старались незаметно подойти поближе к старику с Еша, между которыми завязалась доверительная беседа, видимо надеясь подслушать, о чем те говорят.

Старика завали Йозеф. Я понял, что он возглавлял какую-то школу, известную в городе, и просил Еша посмотреть ее. Я никак не мог понять, почему такая, на мой взгляд, вполне невинная беседа привела в волнение Симона-Камня и его друзей.

— Я приду со своими людьми, — пообещал Еша Йозефу, стараясь также успокоить и своих спутников.

Было решено, что в ближайшие дни они пойдут туда все вместе.

Йозеф захотел познакомить Еша со своим другом, жившим неподалеку, тот владел маслобойкой — выжимал масло из олив. Еша согласился, и вскоре они ушли, взяв с собой только Симона, Иоанана и Якоба. Едва те успели уйти, как в лагерь каким-то образом проникли двое молодых людей. Вид у них был довольно-таки странный, они были обросшие — можно было подумать, что они долгое время провели в скитаниях по пустыне. Странные люди сказали, что ищут человека, который, говорят, кого-то оживил. Затем на стоянке появились родичи странных юношей, которые жили в той же деревне, что и Элазар. Потом еще пришел калека, с трудом передвигавшийся на своих костылях. Увидев подошедший народ, из дома вышел хозяин стоянки, вид его не предвещал ничего хорошего. Он спросил у людей, зачем они пришли сюда. Ему рассказали про оживление Элазара, тогда хозяин, испугавшись, решил, что отдал свою землю под стоянку какому-то колдуну, и велел пришедшим немедленно убираться вон. А потом и нам заявил без обиняков:

— Вы должны уйти, скоро придут мои родственники, и я хочу разместить их здесь.

Мы не знали, что ответить. Один из нас неуверенно возразил:

— Где нам искать другую стоянку? Мест нет нигде в округе, а люди все идут и идут.

Крестьянин лишь пожал в ответ плечами, сказав, что его это не касается, а со своими трудностями мы можем обратиться к властям.

Пока мы ломали головы, что нам делать, вернулся Еша. Настроение у него было хуже некуда, так как всю дорогу, по-видимому, он вел тяжелый разговор с Симоном и остальными по поводу Йозефа. Надо ли говорить, что известие о том, что нас лишают места для стоянки, отнюдь его не развеселило. К тому же он был возмущен, что мы позволили прогнать людей, которые пришли к нему. Тем не менее он послал нескольких человек разузнать, не найдется ли места в римском лагере, с другой стороны города. А остальным предложил воспользоваться приглашением друга Йозефа и расположиться на его земле. Иоанан и Якоб снова отправились попытать счастья на овечьем рынке, а Еша решил сдержать свое слово и посмотреть школу.

Выяснилось, что с Еша идут только двое Симонов, и, заметив, что я как всегда околачиваюсь где-то поодаль, учитель позвал меня пойти вместе с ними. Что и говорить, я тут же бросился собираться. Надо было торопиться, так как они уже выступали в дорогу. Еша шел очень быстро, и мы втроем едва поспевали за ним. Заговаривать с Еша мы не решались, понимая, что он сейчас не в настроении. На подходе к городским воротам уже можно было почувствовать, насколько встревоженным стал город после беспорядков, произошедших накануне. Повсюду стража останавливала людей, по подозрению и без оного. Обыскивали корзины, мешки, торбы. Казалось, что если попадется кто-то, идущий на рынок, например, с яйцами, его заставят вскрыть все до единого, чтобы посмотреть, не спрятаны ли там камни или другое какое оружие. Мы все помнили предупреждение Юдаса и были слегка на взводе, ожидая, что вот-вот начнется резня.

Улицы в городе были тщательно очищены от снега — ни единого белого пятнышка, все вывезено на ручных тачках. Мы направились к Храмовой горе и пошли вокруг нее, вдоль стены. Навстречу нам попался отряд солдат, походным шагом обходивший городские кварталы. Солдаты чуть не смели нас с дороги, как ничего не значащую уличную пыль, мы едва успели отскочить. Выяснилось, что правитель Иерусалима собирался торжественно показаться народу на улицах города. Золоченые носилки уже спускали по ступеням крепостной лестницы. Сиявшие золотом, они были видны издалека; вокруг суетились слуги и рабы, забегавшие вперед, чтобы расстелить длинный, цвета сочного пурпура, ковер. Они старались точно угадать, куда в следующий момент захочет ступить правитель. Пятьдесят воинов-самаритян — особо приближенная охрана правителя — печатали шаг впереди носилок, перья на их шлемах развевались на ветру. На нагрудных доспехах стражи вызывающе четко проступали изображения римских орлов, что иудеями воспринималось как вызов и кощунство. Особая стража правителя Иерусалима, бряцая латами с орлами, двигалась по улицам, расчищая дорогу раззолоченным носилкам. Люди, прижатые к краям улицы, склоняли головы и прижимали к груди кулак правой руки, в знак приветствия. Но внимательный взгляд мог заметить, что почти все при этом отгибали большой палец — знак сопротивления. Когда носилки проносили мимо, нам удалось взглянуть на лицо властителя. Он был похож на ребенка — толстощекий, с капризно оттопыренной нижней губой, противный — такими обычно бывают дети богатеев, находящие особое удовольствие в издевательствах над слугами.

Носилки миновали нас, продвигаясь дальше в город. Однако что-то странное осталось витать в воздухе: город вдруг снова стал казаться грязным. Все украшения, сделанные по случаю праздника, — огромные расписные факелы, знамена, гирлянды — казались сейчас жалкой декорацией. Продолжая свой путь, мы миновали Храмовую гору и оказались в старой части города, где почувствовали себя более непринужденно. Мы шли по узеньким извилистым улочкам, вдыхая запахи готовившейся на очагах пищи, и весело горящие костры приветливо манили нас из глубины тесных дворов.

Пропетляв по улицам, мы вышли на тенистую площадь, где играли какие-то ребятишки. В дальнем конце площади виднелись ворота, которые вели во внутренний двор. На внутреннем дворе был устроен небольшой бассейн, на краю которого росло фиговое дерево. Под деревом на циновке сидел Йозеф, друг Еша, коричневая накидка покрывала его плечи. Рядом с ним на циновке сидели еще четыре молодых человека, по виду мои сверстники. Завидев Еша, Йозеф встал и велел своим собеседникам также подняться и в знак приветствия поцеловать руку Еша.