Марина Одинец - Блуждающий огонек

Так для чего же свела их судьба, — двух девушек дворянского сословия, попавших между Сциллой и Харибдой житейского моря, только одну живую, а другую мертвую? И как нашла свою смерть эта бедняжка?

Ответа не было. Суждено ли ей когда-нибудь раскрыть эту страшную загадку?.. И если все это — происки Лукавого, то избави Бог их души, — и свободную, и обремененную телом, — от вечного огня…

И хотя Катя не знала, умерла ли незнакомка внезапной смертью или же болела перед кончиной, на устах сама собой возникла молитва, которая не покидала ее мысли со вчерашнего дня:

— Неисповедимы судьбы Твои, Господи… Неизследимы пути Твои… Даяй дыхание всякой твари и вся от не сущих в бытие приведый, Ты овому посылаеши Ангела смерти в День, егоже не весть, и в час, егоже не чает…

Но раньше, чем молитва была произнесена до конца, бессонная ночь и усталость все-таки взяли свое. И Катя сама не заметила, как заснула…

Она пробудилась, как от резкого толчка, как ей показалось, — в ту же самую минуту и, испуганно встрепенувшись, села. Сердце бешено колотилось. На первый взгляд, ничего не изменилось в часовне. Все так же сияли свечи, и домовина стояла на месте, но запах… Откуда этот запах гари?

На негнущихся ногах Катя с опаской подошла к гробу и бросила взгляд на тело девочки. Так и есть! Оплывшая свеча в ее руках прогнулась от жара, и огонек жадно лизал массивный серебряный браслет, обжигая и нежную, белую кисть. Торопливо, пока не занялась ткань савана, Катя задула свечу и, выдернув ее из плотно сведенных пальцев умершей, отбросила прочь. Поколебавшись, нагнулась, чтобы заново аккуратно сложить ее руки. Но когда она, пересиливая страх и брезгливость, взяла эту изувеченную огнем ладонь, та неожиданно раскрылась, совершив едва заметное, но вполне ощутимое движение.

Катя похолодела. Не веря своим глазам, уставилась на пальцы мертвой девушки, которые задрожали и ожили, скользнув по ее руке.

С криком отшатнувшись от гроба, она опрокинулась на пол. И в наступившей тишине услышала тихий всхлип и серебристый голос, звук которого объял все ее тело беспредельным, мертвящим ужасом:

— Как больно… жжет…

Сердце готово было разорваться, но Катя не могла даже сдвинуться с места: руки и ноги не слушались ее, точно парализованные. И только сдавленный хрип вырвался из онемевшего горла, когда гроб заскрипел, маленькие руки схватились за его края и покойница медленно села. Распахнув огромные, голубые глаза и не замечая Катю, она сдернула с запястья раскалившийся браслет, прижала к губам пострадавшую руку и заплакала.

В этот миг снаружи послышался шум подъехавшего экипажа. Быстрые шаги простучали по крыльцу, скрипнула, отворяясь, дверь и Катя, уже в полуобморочном состоянии, уставилась на юношу в зеленой лакейской ливрее, который показался на пороге. При виде сидящей в гробу усопшей, он издал ликующий вопль:

— Она жива! Я же говорил, что она жива, а вы мне не верили! Ох, скорее же, барин!

Но, не дождавшись тех, чьи шаги уже слышались снаружи, юноша в три прыжка подбежал к постаменту и обожающе уставился на плачущую девушку. По его щекам тоже текли слезы. На забившуюся в угол Катю он не обратил ни малейшего внимания.

— Ну что за представление ты здесь устроил, Тимошка? Выдрать бы тебя, дурака! — недовольно проговорил, входя, красивый молодой человек в элегантном кафтане ярко-синего сукна. Но при виде ожившей покойницы, рыдающей в гробу, он подался назад и торопливо перекрестился. — Господи Иисусе! Что за дьявольщина?

Его спутник, чопорного вида молодой мужчина в черном, тоже испуганно замер и побелел, едва переступив порог. Юный слуга по имени Тимофей, размазывая по щекам слезы, обернулся к своему хозяину:

— Я говорил вам, барин, говорил, что слышал, как бьется ее сердце! Оно билось так редко и тихо, что я с трудом уловил этот звук. Это летаргия, я читал о таком. Бывает, что люди засыпают сном, похожим на смерть, и случается, что их даже хоронят заживо! Боже, какое счастье, что этого не произошло!

Он снова обернулся к девушке, сияя восторженной улыбкой сквозь слезы, и от избытка чувств даже попытался припасть поцелуем к краю ее платья, но та с негодованием оттолкнула его:

— Не прикасайся ко мне! Господи, как же мне больно!.. А вы, Стрешнев, — она вскинула пылающие гневом глаза на молодого красавца в синем: — если бы я не очнулась, вы бы меня похоронили, да? Похоронили бы?..

Катя с трудом перевела дыхание. Произносимые слова проникали в ее мозг, словно сквозь вату, с трудом доходя до сознания. «Мертвая невеста» жива. Еще неизвестно, к лучшему ли это, но страх, почти лишивший ее воли и разума, постепенно начал рассеиваться. Теперь бы еще суметь выбраться отсюда…

В ответ на обвиняющие слова незнакомки, Стрешнев негромко кашлянул, в некотором замешательстве похлопывая тростью по мокрой коже своих ботфорт:

— Я вижу, вы не слишком удивлены положением, в котором оказались. Или вам не впервой просыпаться в гробу, милая Анна?

— А чему я должна удивляться? — грубо выкрикнула Анна, и ее прекрасное личико исказилось такой дьявольской злобой, что Катя невольно вздрогнула. — Я не могла вздохнуть, не могла двинуть ни рукой, ни ногой, но я прекрасно слышала, что происходит вокруг! Всё, с того самого момента, когда эта непонятная хворь вдруг одолела меня, а вы почему-то вообразили, что я умерла!

Стрешнев пожал плечами:

— Помилуйте, душа моя, а что я еще должен был подумать? Вы лежали пластом, бездыханная, словно хладный труп, и я решил, что ваше сердечко не выдержало… м-м-м… некоторых тягот, выпавших на вашу долю.

— И вы так легко смирились с этим? — с горечью отозвалась Анна. — Неужели все, что вы говорили мне, все ваши клятвы были ложью?

— Я не Господь Бог, если вы это имеете в виду. Легко, нелегко, — какая разница?

— А вам только того и надо было, чтобы я умерла и освободила вас от вашего слова! — сквозь слезы проговорила Анна. — Боже, что мне пришлось пережить! Я ждала, что меня вот-вот зароют в землю! И что за тряпье нацепили вы на меня?! — она с брезгливым недоумением осмотрела свой наряд. — Я вам что, девка сенная? А тут еще этот гадкий мальчишка, — она бросила полный отвращения взгляд в сторону то краснеющего, то бледнеющего Тимофея, — который сначала ощупал меня всю под предлогом того, что ищет пульс, а потом и вовсе бросил здесь одну!

— Но, барышня, — попытался оправдаться бедный юноша, — я и вправду искал пульс! Я не хотел верить, что вы умерли! И услышав, как бьется сердце, я побежал за господином, чтобы привести его сюда!

— Ты бросил меня и вот, вот что с моей рукой! Этот мерзкий ожог останется на всю жизнь! Какая ужасная боль! — простонала Анна, баюкая у груди обожженную руку, но внезапно остановилась. — Но ведь здесь кто-то был… Кто-то погасил этот проклятый огонь и трогал меня за руку…