Марина Одинец - Блуждающий огонек

Неожиданно снаружи послышался глухой стук и неведомая сила бросила ее на гувернантку. Открыв глаза, она с ужасом поняла, что карета ощутимо накренилась набок, услышала снаружи вскрик Аникея, дикое ржание испуганных лошадей и раздавшийся в самое ухо вопль гувернантки:

— Non, non! Mon Dieu!

Оставшийся на берегу реки Драгомир увидел, как подпрыгнул на выщербленном настиле тяжелый дормез, и отлетевшее колесо с грохотом покатилось под ноги лошадей. Коренной испуганно взвился на дыбы. Спрыгнув с козел, кучер попытался удержать клонившийся набок экипаж, но сил его не хватило. Женские крики и ржание обезумевших лошадей слились в одну, леденящую кровь, дьявольскую какофонию. В следующее мгновение, с треском проломив хлипкое ограждение моста, дормез рухнул в воду.

Стая ворон, хлопая крыльями, взметнулась в небо. Драгомир на мгновение застыл. Он видел, как обломленное от удара дышло освободило упряжку, как выносная[1] сбросила форейтора и взбесившиеся лошади, проскакав по его неподвижному телу, устремились вперед. И тут, с оглушительным скрежетом, от которого, казалось, задрожала земля под ногами, мост обрушился в реку.

Драгомир бросил взгляд на дормез, который еще виднелся из воды. Прыгнул в седло и, пришпорив жеребца, поехал по берегу к порогам, куда стремительное течение уносило карету.

Когда от удара об воду лопнуло стекло, и ледяной поток хлынул в опрокинутую набок карету, Катя пришла в себя. В несколько мгновений одежда промокла насквозь, и обжигающий холод сковал тело. Захлебываясь и хватая ртом воздух, она пыталась подняться. Затылок раздирала тупая боль. Ноги с трудом нашли опору, и макушка уперлась в оказавшуюся наверху дверцу. Ошалевшая гувернантка, которая, мыча, копошилась внизу, мертвой хваткой вцепилась в Катины юбки.

— Ne me jette pas! Не бросай меня! (франц.) — истерически завизжала она и, хлебнув воды, страшно захрипела.

Слыша, как трещит обшивка кареты, которую волокло вперед мощное течение, Катя наконец сумела поставить на ноги свою тяжеловесную спутницу. Вода прибывала быстро, уже больше, чем наполовину заполнив карету. Юбки раздулись и расплылись вокруг, мешая двигаться.

Им оставались считанные секунды. Путь был один — через дверцу над головой, но ее безнадежно заклинило. Дышать становилось все труднее, кровь бешено стучала в висках, и невыносимо жгло легкие. Почти потерявшая разум гувернантка продолжала истошно кричать, повиснув на девушке, словно камень на шее. Не тратя времени на бессмысленные увещевания, Катя оттолкнула ее с такой силой, что та отлетела к стене. Выпучив глаза и открыв в немом крике рот, гувернантка потеряла сознание и завалилась набок.

Отплевываясь от воды, колыхавшейся уже возле подбородка, Катя отклонилась в самый угол и шарахнула кулаком в оконный просвет наверху. Раздался звон стекла, осколки посыпались в воду, и слабая струя воздуха ворвалась сквозь амбразуру.

Фижмы и тяжелые, мокрые юбки тянули вниз, и Катя, задрав подол платья, принялась поспешно развязывать кулиски, избавляясь от лишнего груза. Потом, в кровь обдирая руки, уцепилась за раму, подтянувшись, прыгнула и, протиснувшись в отверстие, выбралась наружу.

Шум порогов ударил по ушам, свежий воздух едва не разорвал легкие. Распластавшись на обшивке и судорожно дыша, Катя вытянула вниз руки, схватила гувернантку за волосы и потянула к себе. Безжизненная голова с остекленевшими глазами и распахнутым ртом показалась на поверхности.

— Дышите, дышите же! — Катя хлопнула ее по щекам, но женщина была по-прежнему без чувств.

Собрав все силы, Катя начала тащить вверх застывшее тело. Но как бы ни напрягала она мышцы, ей не удавалось приподнять его над водой больше, чем до плеч. Осколки, торчавшие в раме, кололи руки, но Катя продолжала упорно тянуть к себе неподвижное туловище, не желая понимать, что ей это не под силу. А если бы даже хватило сил, узкая рама все равно стала бы непреодолимым препятствием.

И только когда пальцы, почти онемевшие от холода и усталости, отказались повиноваться ей, она бросила непосильную ношу и заплакала. Вода с плавающими в ней осколками, забурлила возле лица гувернантки, медленно опускающейся вниз. Карета закачалась, уходя под воду, и в следующее мгновение Катя оказалась во власти течения.

Погрузившись с головой в бурный поток, она отчаянно забила ладонями, оттолкнулась ногой от каменистого дна и сумела всплыть. И только теперь глаза стали различать окружающее пространство. До берега было не так далеко. Быть может, она еще сумеет спастись…

[1] Выносная — лошадь, припряжённая впереди коренника постромками и тянущая вперёд.

Поросший лесом берег был высок, — саженей десять. Бросив коня, Драгомир кубарем скатился вниз. На ходу разматывая аркан, побежал вдоль кромки воды в ту сторону, куда река несла остов перевернутой кареты.

Ухо различило звон бьющегося стекла. Увидев, как темноволосая голова высунулась из тонущего экипажа, Драгомир облегченно выдохнул. Он видел, как тонкая фигурка в облепившей тело одежде выбралась наружу, видел ее отчаянные и безуспешные попытки спасти спутницу. Видел и падение в воду. И продолжал ждать.

Девушка плыла к берегу, с трудом преодолевая течение, но плыла. Волны порой захлестывали ее с головой, но она неизменно показывалась на поверхности. И когда расстояние между ней и берегом оказалось примерно равным длине его аркана, Драгомир, скинув кафтан и войдя в воду по пояс, крикнул:

— Эй, княжна! Лови веревку!

Она услышала. Аркан просвистел в воздухе и лег на воде на всю, не менее, чем семисаженную длину. И, видимо, вовремя. Почти парализованное холодной водой тело девушки уже отказывалось двигаться. Теряя силы, она вцепилась в веревку, просунула под руки петлю и Драгомир, стиснув зубы, потянул ее к себе.

Наконец волны вынесли к нему бесчувственное тело, не ушедшее в глубину лишь благодаря спасительному аркану. Драгомир схватил девушку на руки и ее голова безжизненно повисла.

Добравшись до берега, он уложил ее в пожухлую траву и извлек засапожный нож. Быстрым и ловким движением разрезал платье и жесткий корсет, разодрал сорочку, обнажая дрожащее, худенькое тело, стащил с ног чулки и башмаки. Встав на одно колено, положил девушку животом вниз поперек другого и принялся надавливать на ее спину между лопаток. Легкие извергли фонтан воды.

Тщательно закутав спасенную в свою одежду и опустив наземь, Драгомир наклонился к самому ее лицу и принялся дуть в рот.

Наконец княжна хлебнула воздух широко открытым ртом и задышала так, что заходила ходуном маленькая грудь. Глаза распахнулись, незряче глядя на спасителя. Сняв с пояса фляжку, Драгомир влил ей в рот немного водки. Она закашлялась, глотая обжигающую жидкость, но выражение глаз стало более осмысленным. Он вновь приложил горлышко фляги к ее губам, но девушка замотала головой.