Кэтрин Куксон - Соперницы

— О, мистер Беншем.

— А! Ради Бога, подружка, оставь это. — Он протянул к ней руку, — меня зовут Гарри. Неужели ты не можешь называть меня просто Гарри? Слушай-ка, я вижу, что напугал тебя, мы больше не будем пока продолжать, пообедаем, да? А потом сыграем в карты, я люблю карты. Есть еще кое-что, что я люблю, спорим, что ты удивишься, когда узнаешь, — я люблю, когда мне читают. Знаешь, когда я, бывало, сидел в спальне с газетой, а ты в это время читала Матильде, то я только притворялся, а на самом деле слушал тебя. У меня никогда не было времени почитать, я в жизни не прочел ни одной книги, и не потому, что не хочу, или мне не нравится. Звучит так, словно я впадаю в детство, верно? Но нет, я думаю, есть много таких парней, как я, которые, оглядываясь назад, сожалеют, что не учились. Но еще не слишком поздно, а? Не слишком?

Он ждал, а Бриджи, наклонив голову и закрыв глаза рукой, срывающимся голосом пробормотала:

— Нет, нет, еще не... слишком поздно.

Гарри порывисто обнял ее.

— Ну, ну, подружка. Не плачь. Прости. Это, должно быть, явилось для тебя шоком. Но все равно, позволь я тебе скажу вот что. — Он набрался смелости и погладил ее по волосам. — Если ты не представляешь, как можешь стать миссис Беншем, я все равно хочу, чтобы ты управляла этим домом и постоянно жила здесь. А Мэри пусть остается в коттедже. Ты мне окажешь огромную услугу, потому что я не могу приезжать сюда и есть в одиночестве, сидеть в этой казарме наедине с самим собой — это просто сводит меня с ума. Я мог бы продать дом. И если ты меня отвергнешь, так и поступлю, продам его. Хотя в душе понимаю, что ничего не выйдет. Я вроде как потеряю престиж, а ты знаешь, люди моего положения цепляются за престиж изо всех сил. Те, кто добились всего своими силами, должны иметь что-то напоказ, иначе для чего они старались? Ну, успокойся. Прости, прости, что заставил тебя разнюниться. Ты ведь никогда прежде не слыхала этого слова, верно? — Он слегка отодвинулся, и, взяв ее за подбородок, приподнял залитое слезами лицо. — Моя бабушка приехала с северо-востока, со стороны Шилдса. Она всегда так говорила: «Ну-ка перестань нюнить, не то щас как врежу»... Мне никак тебя не рассмешить.

Мисс Бригмор торопливо отыскала в кармане своего серого шерстяного платья носовой платок, потом промокнула глаза и тихонько высморкалась. Затем она посмотрела на мужчину, сидящего напротив. Его лицо было морщинистым, волосы седыми, а глаза — прозрачно-голубыми. Его тело было поджарым, а лицо и руки — худыми. Он выглядел намного моложе Томаса и являл собой полную ему противоположность. Томас принадлежал к джентльменам, а этот мужчина был неотесан, но не груб, между этими двумя понятиями есть разница. Вдобавок, высказал определенное стремление к культуре. И все же она понимала — никому, и ей в том числе, не удастся придать Гарри хоть какой-то лоск, не в его возрасте. Но, возможно, она сумеет удовлетворить его духовные запросы, так же как он поможет ей заполнить пустоту в жизни.

Но Бриджи все еще не могла понять всей важности его предложения. Он попросил ее выйти за него замуж... выйти за него замуж. Она больше не будет мисс Бригмор, она станет миссис Беншем и хозяйкой этого дома. Все было похоже на сон. Она пришла в этот дом гувернанткой тридцать шесть лет назад, и занималась с детьми шесть лет до того, как разорился Томас. Но ни разу за все эти годы ее не пригласили к столу. И потом она никогда не садилась обедать без приглашения Беншема. На протяжении десяти лет, которые она провела в коттедже с Томасом, она не получала ни пенни зарплаты, и бесчисленное количество раз притворялась, будто потеряла аппетит, чтобы Томасу и девочкам досталось больше. Она пережила унижения и лишения, когда верой и правдой служила Молленам, и что же получила в награду?

И вот этот человек предлагает ей стать хозяйкой поместья. Удивляет ли ее это? Да, да. Конечно, удивляет. Бриджи знала о своих положительных качествах, но никогда не была тщеславной, и ни за что бы не смогла представить себе, что все эти годы занимала мысли мистера Беншема. К этому надо еще привыкнуть, и она привыкнет, и конечно, отблагодарит за ту честь, что он ей оказывает. Да, да, обязательно, сейчас и скажет.

— Вы оказываете мне большую честь...

— Ну, ну, Бриджи, — оборвал он ее, — не надо всей этой вежливой словесной шелухи, не сейчас. Если хочешь ответить мне, просто скажи — да, или нет, вот и все.

Она быстро заморгала, потом опять тихо высморкалась, и произнесла:

— Я имею честь принять ваше предложение, мистер Беншем.

Лицо Гарри расслабилось, рот растянулся в широкой улыбке. Он приложил руку ко лбу, потом закрыл глаза. Его плечи затряслись, и он расхохотался.

— А! Ну, подружка, это предел. Слушай. — Он снова сжимал ее руки. — Повторяй за мной: Гарри, я беру тебя.

Ее подбородок слегка опустился, глаза на секунду закрылись, легкая улыбка заиграла на губах, и тихо, почти шепотом, Бриджи повторила:

— Гарри, я беру тебя.

— Вот! Вот! — Его голос больше не был тихим, это был рык, а в следующую минуту крепкие объятия чуть не задушили мисс Бригмор. Потом она ощутила его губы на своих губах. Поцелуй был крепким и теплым, таким теплым, что, казалось, растопил ее тело и душу, заполнив пустоту внутри. Удивляясь самой себе и удивляя его, она расслабилась, обнимая Гарри за шею.

— У нас еще есть несколько славных лет, подружка, — сказал он, разжав объятия. — И ты удивишься, узнав, как я жду, что ты чему-нибудь выучишь меня.

Глядя ему в лицо мягким нежным взглядом, Бриджи не стала исправлять его и говорить: «Я не могу тебя выучить, могу только научить, это тебе придется выучить многое». Но вместо этого, улыбаясь и глазами, и губами, ответила:

— Я с восторгом выучу тебя... мистер Беншем.

После этого он снова обнял ее и крепко прижал к себе.

— Скоро ты у меня станешь миссис Беншем, вот увидишь, Анна Бригмор! Так и будет.

Роберт Рейке (1735—1811), английский филантроп, в 1780 г. основал первую воскресную школу.

Джон Брайт (1811-1889) — английский политик, либерал, выступал против имперской политики.