Джулия Лонг - Любовь в награду

Его смех перешел во вздох.

– Я только что сказал, что все это походит на джунгли. Думаю, это тропические цветы. – Высокий и красивый преподобный Адам Силвейн осторожно дотронулся до экзотического цветка. – Их прислала моя кузина Оливия. Она попросила разложить их на кладбищенских могилах. Вероятно, не все ее ухажеры знают, что она уже обручена, и настойчиво продолжают присылать ей букеты из оранжерей. Боюсь, в конце концов Ланздаун будет вынужден вызвать их на дуэль.

Элайза рассмеялась. Лорд Ланздаун был женихом Оливии Эверси. Такой жених ее семье и не снился, с тех пор как Лайон Редмонд – брат Вайолет Редмонд, старший из всех Редмондов и наследник – исчез, навсегда забрав с собой, как поговаривали, ее сердце. Никому и в голову не приходило, что Оливия подумает о другом мужчине.

И никто не рассчитывал, что Ланздаун окажется столь настойчивым.

– Я принесла яблочные пироги, преподобный. – Она протянула викарию сверток. – Хочу обменять их на одного вашего подопечного.

Жена священника рассмеялась, а затем крикнула:

– Джек, куда ты подевался?

То, что Элайза сделала по любви, жена преподобного, Айви Дагган, прежде имевшая дурную репутацию, делала за деньги. Она была профессионалкой среди падших женщин. Разница между ней и Элайзой состояла в том, что Айви никогда не была женщиной приличной и никого не разочаровала, а вот Элайза разочаровала всех.

Однако Айви удачно вышла замуж за викария Адама Силвейна, который сумел вернуть прихожан в церковь Пеннироял-Грина и Суссекса с помощью обаяния, бескорыстия, исключительного упрямства и сногсшибательной внешности. Вместе они являли собой воплощение доброты и признания. И они были в числе немногих, кто знал об… обстоятельствах Элайзы.

Айви наклонила голову набок.

– Джек! Да он… здесь!

Что-то непонятное ворвалось в комнату и обхватило Элайзу за талию.

– Мама!

Элайза обняла сына и приподняла его. Но он уже стал слишком тяжелым для таких объятий.

– Добрый вечер, мой любимый! Нам надо бежать. Спасибо вам за все, преподобный. Могу я задать вам вопрос? Боюсь, он касается того, сможете ли вы оказать мне еще одну услугу…

– Мы сделаем для вас все, что в наших силах, миссис Фонтейн, вы же знаете.

– Моя новая работа… Боюсь, я больше не смогу приходить за Джеком вечерами. Я и сейчас поступила рискованно. Только в субботу у меня на полдня будет выходной. Вы не знаете кого-нибудь, кто мог бы отводить Джека домой? В обмен, скажем, на… яблочный пирог?

Вся ее жизнь была сплетена в сложную сеть предметов для обмена и услуг по времени, умениям и знаниям, не использованных отрезов ткани и подержанных вещей, трав, печеностей, сыров и книг, советов и обучения.

– Я уже большой мальчик, мама! Я могу сам ходить домой!

– Я буду это делать. – Это сказал стоявший в дверях брат Айви Шеймус.

Парень украдкой бросил на Элайзу хитрый взгляд, говоривший о том, что он бы не прочь приобнять ее за талию.

Что в Шеймусе Даггане приятно удивляло, так это то, что он никогда не старался притвориться тем, кем не был, а был он очаровательным повесой, который сделает все возможное, лишь бы избежать честной ежедневной работы ради веселья и удовольствия.

Самым опасным в Шеймусе была его своеобразная красота, яростно кружившая головы женщинам, мечтающим поймать на себе его взгляд. По правде говоря, Шеймус был восхитителен: всегда готов рассмеяться, быстро влюбиться и быстро забыть о том, что он, как говорят, уже влюблен, когда какая-то очередная красотка привлекала его внимание, не прочь повеселиться, отпустить двусмысленную остроту и даже подраться.

В результате он получил среди местных кличку – Бесстыжий Дагган.

Викарий взял его под свою опеку и заставлял напряженно трудиться, чтобы тот не попал уж в слишком большую беду. Впрочем, дело это оставалось скользким и весьма деликатным, его можно было сравнить разве что с попыткой слишком крепко удержать в руке мокрый кусок мыла.

Дети любили Шеймуса. С тех самых пор, как он приехал в Пеннироял-Грин, почти все старшие мальчики удвоили словарь ругательств и знали, откуда берутся дети, а он с удовольствием вгонял в краску маленьких девочек.

Шеймус Дагган стоял, прислонившись к дверному косяку. Его зеленые глаза мерцали, а губы растянулись в дразнящей улыбке. Элайза невольно улыбнулась ему в ответ. Все улыбки в этом доме были для нее настоящим бальзамом на душу.

Элайза видела Шеймуса с детьми его сестры. Она была абсолютно уверена, что Джек будет рядом с ним в безопасности и не узнает чего-то неприличного.

– Вы очень добры, мистер Дагган, благодарю вас.

– Если хотите, я и сейчас провожу вас, миссис Фонтейн.

– В этом нет необходимости, – хором проговорили все взрослые.

Его улыбка стала еще шире.

– Да нет, я серьезно. Я с радостью буду отводить Джека домой вечерами, мне это совсем не трудно.

– Еще раз спасибо вам, мистер Дагган. А теперь нам надо поторопиться… И я попрошу вас еще об одном одолжении, преподобный Силвейн. Вы не будете… возражать, если я возьму несколько букетов?

– Этим вы окажете мне одолжение. Возьмите цветы, миссис Фонтейн.

На следующее утро Филипп Ла Вей проснулся с легкой улыбкой. Ему приснился такой приятный, домашний сон: он как будто услышал легкое позвякивание подноса с углем, видел спину женщины в мягком белом чепце, уловил шорох разжигаемого огня и почувствовал, что в мире все хорошо.

Через час или около того принц проснулся во второй раз, потому что ему стало слишком тепло. Обычно он спал без ночной рубашки, так что это был редкий случай, когда он перегрелся.

Приподняв голову с подушки, Ла Вей внимательно осмотрелся. В камине горел огонь. Выходит, это был не сон? Указательным пальцем он нарисовал в воздухе плюс – одно очко в счет миссис Фонтейн за то, что заставила слуг выполнять их работу. По крайней мере сегодня.

Филипп приподнялся в постели и замер, а его рука автоматически потянулась к пистолету, который всегда лежал на ночном столике рядом с подушкой. Ему показалось, что за дверью кто-то шепчется.

После нападения утра стали для него самой тяжелой частью дня – тело болело, суставы отказывались сгибаться, и даже напряжение в чреслах не всегда приносило удовольствие. Однако инстинкт выживания научил его превозмогать боль, поэтому он подкрался к двери и приложил к ней ухо.

– Итак, Мэри, запомни: он всего лишь мужчина. Он по очереди сует ноги в штанины. Не похоже, чтобы он кусался.

– Так, может, у него нет зубов? Он уже не молод, миссис Фонтейн.

Неужели до него донеслось сдавленное хихиканье?

Филипп не расслышал, что ответила на это миссис Фонтейн.

– Но он проснется, когда я зайду? Когда я разжигала огонь, он спал.