Джулия Лонг - Любовь в награду

Он все сделает правильно.

– Миссис Фонтейн известно, что вы здесь? – спросил он.

– Нет, милорд. Она не позволила бы мне побеспокоить вас. Поэтому я ушел, не сообщив ей об этом. Она все еще обыскивает дом и зовет мальчика по имени… – Рамзи вздохнул.

Подняв руку, Филипп быстро сжал плечо лакея.

– Вы поступили правильно.

До революции ничего подобного ни один из ла Веев не сказал бы лакею и не сделал.

До Элайзы Фонтейн.

Какое-то смутное предположение зашевелилось в его голове, и Филипп сосредоточился на нем, словно это была его добыча на охоте.

– Это так не похоже на мистера Джека, – заметил Рамзи. – Прошло уже почти два часа, милорд. Хотя, возможно, и больше. Мы точно не знаем. Миссис Фонтейн обезумела, лорд Ла Вей. – Голос Рамзи чуть не сорвался. – Трудно это вынести, милорд. Знаете, миссис Фонтейн нам нравится. Она так добра ко всем нам.

– Филипп?! – раздался раздраженный голос – голос Александры. Застучали каблучки по полу фойе у него за спиной.

– Минуту! – сказал он резко, отмахиваясь от нее, как от комара, и едва ли осознавая, что так заговорили бы с ним все, кого он знает. Ла Вей думал.

Впрочем, удивленный возглас Александры свидетельствовал о том, что она не полностью оценила ситуацию.

– Я не ваш подчиненный и не один из этих грязных варваров на вашем корабле, Филипп! – отчеканила леди Придо. – Вы не имеете права говорить со мной таким тоном.

– Минуту! – повторил Ла Вей.

Ему было все равно, с кем он говорит, он сказал бы то же самое самому королю.

Филиппу удалось наконец ухватить суть своей идеи.

Он тут же взялся за дело – его приказания были быстрыми, жесткими, яростными и неоспоримыми.

– Я знаю, где он. Отправляйтесь за миссис Фонтейн и привезите ее в церковь, Рамзи. Немедленно! Немедленно, парень!

Развернувшись, лакей бросился выполнять распоряжение принца с такой скоростью, будто им выстрелили из пушки. За спиной у ла Вея стоял тот самый лакей, который сообщил ему о срочном деле. В руках он держал плащ принца, и тот быстро накинул его на плечи.

Схватив один из настенных фонарей, Филипп выскочил за дверь.

– Филипп…

Голос Александры вполне можно было принять и за шум ветра.

Стояла непроглядная тьма, звезды и луна скрылись за плотной и грозной дождевой тучей. Потоки обрушившегося на принца дождя быстро загасили фонарь.

Ла Вей несся вперед огромными скачками – по низинам, в темноте. Его сапоги вязли в грязи. Он ничего не чувствовал. Не ощущал боли. Собственное дыхание ревело у него в ушах. Дом викария казался таким близким и в то же время ужасно далеким.

Филипп ни разу не остановился, пока не подбежал к колокольне, дверь в которую, как он и предполагал, была открыта.

Потом он гигантскими прыжками стал подниматься к колоколам по винтовой лестнице, преодолевая враз по две ступени, ведомый вперед интуицией, а не чем-либо еще. Оказавшись наверху, Ла Вей остановился, переводя дыхание.

Он замер и прислушался. Увидел огромную спокойную махину колокола. Услышал стук дождя по стене, услышал, как ветер прорывается сквозь щели.

А потом до него донесся тихий шорох, сопровождаемый сопением и тихими всхлипываниями.

Там, у стены, сидел Джек.

От внезапного облегчения кровь почти отхлынула от головы Филиппа. Он упал на колени.

– Мистер Джек. Ты ранен?

– Добрый вечер, Великан, – шмыгнув носом, ответил мальчик. – Нет. Я не плачу.

Повернувшись, Ла Вей пересел ближе к ребенку и, прислонившись к стене, стал хватать ртом огромные порции воздуха.

– Нет, конечно, – задыхаясь, сказал он.

– Я не смог зазвонить в колокол, – объяснил Джек. Он опять засопел. – Я попытался. Но он меня не послушался. Я ничего не могу. И ничего не достигну.

– Ох, мистер Джек! Я знаю, такое разочаровывает. Нам очень многого приходится ждать в жизни, и запастись терпением – одна из самых трудных вещей. Даже сейчас я все еще жду, когда смогу сделать задуманное, а ведь я уже взрослый мужчина. Кстати, почему бы тебе сейчас не согреть для меня мой сюртук?

Филипп стряхнул на пол промокший плащ, а затем сбросил с себя сухой сюртук и закутал в него Джека. Голова ребенка смешно выглядывала из кучи темной шерсти с блестящими пуговицами.

Некоторое время они сидели в полном молчании. Прерывистое дыхание Филиппа эхом разносилось в колокольне.

– Великан! – наконец позвал Джек.

– Да, мистер Джек?

– А что такое бастард?

Филипп закрыл глаза: «О Боже!»

У него было такое чувство, будто его снова искололи ножами.

– Бастард, – медленно заговорил принц, – это человек, который хочет сделать кого-то несчастным, говоря ему что-то неприятное, недоброе. Вот кто такой бастард, – с ударением на последнем слове заявил он. – А где ты услышал это слово?

– Его сказала Колетта из академии мисс Эндикотт. Она такая красивая, Великан. Но она говорит, что бастард – это тот, у кого нет отца и кто ничего не достигнет в жизни. И еще она сказала, что бастард – это я.

Колетта. Сестра Александры.

Но откуда Колетта вообще могла узнать что-то о родителях Джека?

Яростное, отвратительное предположение зародилось в его голове.

«Именно поэтому Колетта находится в академии мисс Эндикотт», – мрачно подумал Филипп. Специализацией этого заведения является воспитание трудных девочек.

Человеком, с которым Элайза, должно быть, поговорила вне очереди, была Александра.

Ла Вей отогнал от себя эту догадку, чтобы вернуться к ней позже.

– Видишь ли, Джек, у этого слова есть еще одно значение, но оно нехорошее. Ты ведь знаешь, что у некоторых слов есть два значения и что есть слова, которые мы не должны произносить в обществе людей воспитанных. Это примерно такое слово.

– Ну да, например, шляпка гриба и мамина шляпка. – Джек попытался указать рукой себе на голову, но тут же окончательно утонул в складках сюртука Филиппа. – Или язык во рту и язык, на котором мы говорим.

– Совершенно верно. – Филипп кивнул. – Ну а ты – мальчик добрый, поэтому не будешь называть никого этим словом.

Голова Джека снова показалась над сюртуком.

– Словом, которое начинается на букву «б»? – уточнил он.

– Да.

Некоторое время они просто сидели молча.

– Но у меня нет папы, – жалобным голосом промолвил Джек. Он говорил очень тихо, словно признавался в каком-то постыдном секрете. – У всех есть, а у меня – нет. Думаю, что и у меня должен быть папа.

И тут Филипп буквально почувствовал, как разбивается его сердце. Разбивается, как лед на поверхности пруда.

Схватив Джека в охапку, он усадил его к себе на колени, крепко обнял и уткнулся ему в макушку подбородком. «Вот как можно склеить разбившееся сердце, – подумал Филипп. – Просто с помощью любви».