Николь Фосселер - Шелк аравийской ночи

Майя тоже была хорошей слушательницей, когда описания Рашида воскрешали горы вокруг Джабаль Саафан, где он вырос. В его словах было мало личного, и Майя узнала о нем не много нового. Он предпочитал рассказывать предания своего племени. Например, легенду о молодом шейхе, что подобрал однажды в песках пустыни сережку. Он поручил старой и мудрой женщине отыскать хозяйку драгоценности. Та нашла молодую девушку, что была прекраснее любого украшения, и она вручила шейху вторую сережку, сказав, что они снова должны быть вместе. «Как красота и благородное сердце принца», – ответил шейх и захотел сделать ее своей женой. Благодаря богатству и власти он добился ее благосклонности, привез в свое племя и женился. Но в ночь свадьбы к нему обратился родственник невесты, признавшись, что уже давно пылает к ней искренней любовью. Это растрогало шейха, и он великодушно отказался от своих прав. Он передал свою невесту юноше – «чтобы они снова были вместе» – и осыпал молодую пару роскошными свадебными подарками.

Своим глубоким голосом Рашид говорил о народе аль-Шахинов, и Майя заново открыла многое из того, что узнала от араба за прошедшие дни, будто увидев все своими глазами. Не раз они молчали, пытаясь распробовать вкус чужого края, представляя, каково было бы всего на один день оказаться на месте другого. Это объединило их, построило мост, не исчезавший даже в рассветных сумерках.

Но самая долгая ночь когда-нибудь заканчивается. Наступило новое утро и после седьмой ночи кочевой жизни Майи – девятой со дня похищения. Оно открыло Майе новый лик Аравии: высокие дома из красно-оранжевого камня, увенчанные белыми зубцами. Белые геометрические орнаменты на стенах, нежные, как кружева, украшенные круглыми узорами или меандром сводчатые окна аркады и галереи. Здесь дарили тень заросли финиковых пальм с тяжелыми пышными темно-зелеными кронами. Зелеными, как листва абрикоса, миндаля и грецкого ореха, как кустарники вокруг многочисленных прудов и каналов. Зелеными, как поля, сияющими коврами раскинувшиеся по левую и правую стороны дороги. Вдалеке Майя разглядела красноватые горы, а перед ними – очертания города, такого же медного, но наполненного белыми стенами домов, среди которых высились тонкие минареты и купола. Козы, коровы и овцы толпились у окруженных стенами колодцев, щипали траву на пастбищах. Благоухали белые и розовые олеандры, багровые и лимонные цветки гибискуса размером с ладонь, крохотные кремовые и нежно-желтые звездочки жасмина. Эдемский сад, окруженный песками и скалами на мили вокруг. Никогда прежде Майя не встречала ничего столь прекрасного и чарующего.

– Это Ижар, – крикнул через плечо Рашид и галопом устремился вперед по хорошей, ровной дороге. Они проехали несколько небольших поселений и наконец достигли большого города – того, что Майя видела издалека. На холме выстроился комплекс внушительных зданий, окруженный башнями. Туда они и направлялись. Поднялись по небольшому взгорку и въехали в ворота, охраняемые солдатами – те радостно закивали и крикнули Рашиду что-то одобрительное.

Миновав арку ворот, всадники остановились в просторном внутреннем дворе, где их тоже встретили солдаты, в куфиях таких же теплых цветов, как стены домов. Рашид соскользнул на землю и поприветствовал каждого улыбкой и крепким рукопожатием. Майя увидела, что Джамила и люди Рашида тоже спешились, и, помедлив, последовала их примеру. Ничего похожего на роскошный дворец, во всяком случае, снаружи, – скорее крепость, прекрасная в своей простоте, красные стены покрыты незамысловатым белым орнаментом, а светлые – темно-коричневым. По стенам протянулись ряды окон, и небольшие ворота с обеих сторон вели в разные части здания. Из одних поспешно вышла женщина в парандже и маково-красном одеянии, отделанном по краям яркой каймой тончайшей работы, выполненной золотой нитью. Ее голову покрывал платок, такой тонкий, что просвечивали темные волосы. Золотые монеты на его краях тихо звенели при быстрой ходьбе, в созвучии с подвесками на браслетах и серьгами. За несколько шагов до группы всадников женщина выжидательно остановилась.

Рашид подошел к Майе.

– Саадия проводит вас в покои женщин, – объяснил он ей по-английски. – Там вы будете ожидать, пока не прибудут люди Коглана и мы не проведем переговоры.

Должно быть, он верно истолковал ошеломленный взгляд Майи, потому что добавил:

– Недолго. Лишь несколько дней.

Майя кивнула, хотя была враждебно настроена к новому окружению. Пока рядом был Рашид, она чувствовала себя уверенно, даже почти забыла, что отправилась в это путешествие против собственного желания. Но теперь ей стало не по себе.

– А где будете вы? – прицепилась она, надеясь, что он успокоит ее и будет заботиться о ней дальше. Но он уклонился от умоляющего взгляда, лишь упорно рассматривал и ласково трепал по шее ее лошадь.

– Неподалеку, – скупо объявил он холодным тоном. – Джамила останется с вами.

Он нежно потрепал животное по щеке и с непроницаемым видом отошел. Женщина по имени Саадия настойчивым жестом подозвала Майю.

– Мархаба , добро пожаловать! – весело крикнула она, и Майя нехотя пошла к ней, Джамила шла по пятам. У ворот Майя вновь обернулась. Рашид стоял посреди двора, не отбрасывая тени в лучах высокого полуденного солнца, и смотрел ей вслед, пока Саадия вновь не поманила Майю и не затворила ворота. Когда они захлопнулись на замок, Майе показалось, что ей нечем дышать, и благодарно ответила на пожатие пальцев Джамилы, сомкнувшихся вокруг ее руки.

Рашид аль-Шахин смотрел на полукруг деревянных ворот. Султан уже ждет, сейчас Рашид его обрадует, доложив, что первая часть плана прошла успешно и замысел воплотился до мельчайших подробностей. Рашид должен был испытать облегчение.

Но облегчения не было.

– Далеко еще? – крикнул Ральф Мушину, когда его верблюд неохотно опустился на колени под ласковые уговоры одного из арабов, и крошечное седло между двумя горбами, качнувшись, передвинулось на бок. Мушин возвел глаза к золотистому вечернему небу и безмолвно воззвал к Аллаху о помощи. Они оставили перевал Талх позади еще пять дней назад, но на каждом привале разыгрывалась одна и та же сцена: едва они выбирали место для лагеря, англичанин задавал этот вопрос, и всякий раз – нетерпеливым, недовольным тоном. Едва животное успевало опустить массивное тело, лейтенант соскакивал вниз, с облегчением ступая на твердую землю. Непривычная иноходь верблюда, форма седла, из-за которой Ральфу приходилось сидеть на корточках, подбирать ноги и держать их в неудобном положении, утомляя мускулы, медлительность, с которой маленький караван продвигался вперед, – все действовало ему на нервы. Он интуитивно сделал два больших шага назад, в мудром предвидении: верблюд повернул к нему голову, вытянул длинную шею, поднял мягкую раздвоенную верхнюю губу и с угрожающим ревом обнажил желтые отшлифованные зубы.