Элизабет Чедвик - Зимняя корона

Оживленно беседуя с придворными, среди которых был Амлен, виконт де Турень, Генрих энергично шагал к замку, в ночной тишине его громкий голос разносился далеко по округе. В этот день король встал до рассвета, и Алиенора знала, что он не ляжет спать до глубокой ночи. Зимой свечи и лампадное масло были в их семейном бюджете основной статьей расходов; никто не мог сравниться с Генрихом в выносливости и работоспособности.

Алиенора вошла в главную башню Тауэра и стала медленно подниматься к своим покоям. На полпути ей пришлось остановиться и, положив руки на живот, перевести дух. Зайдя в детскую, она заглянула за перегородку в альков – наследник нового трона спал безмятежным сном в своей кроватке, заботливо укрытый теплыми шерстяными одеялами; в свете лампады мерцали его ярко-золотые волосы. Няня улыбнулась королеве и кивнула: все хорошо. Алиенора проследовала в супружескую спальню. Здесь они с Генрихом проведут ночь, а утром отправятся на другой берег реки в Бермондси.

Ставни были плотно закрыты, чтобы не пустить в комнату морозный воздух, в очаге разгорался огонь. Алиенора встала возле очага и с наслаждением ощутила, как благодатное тепло окутывает ее и холод, пронизавший ее до самых костей во время переправы по реке, покидает тело. Пляшущее пламя отражалось в ткани ее платья, рисовало на поверхности шелка причудливые картины, завораживало.

Старшая горничная Марчиза приблизилась, чтобы помочь госпоже раздеться, но Алиенора остановила ее.

– Подожди, – проговорила она, улыбаясь, – я хочу подольше насладиться этим днем. Другого такого в моей жизни не будет.

Единокровная сестра Генриха Эмма протянула Алиеноре кубок с вином; ее карие глаза сияли.

– Я никогда не забуду этот день.

До свадьбы Алиеноры и Генриха Эмма жила в монастыре Фонтевро в доме для мирских женщин. Она и ее брат Амлен были незаконными детьми отца Генриха, Жоффруа Анжуйского, и обоим нашлось место при дворе, когда Генрих стал королем.

– Мы все будем помнить его, – ответила Алиенора и поцеловала золовку. Она любила Эмму, дорожила ее кроткой дружбой и восхищалась ее мастерством в вышивании.

Вошел Генрих. Он все еще бурлил энергией, как котелок на огне. Коронационное облачение король сменил на будничную шерстяную котту и надел любимые разношенные башмаки.

– У тебя такой вид, будто ты готов поплевать на ладони и взяться за дело. – Послав мужу понимающий взгляд, Алиенора осторожно устроилась в кресле перед очагом и расправила юбку.

– Так и есть. – Генрих покрутил в руках шахматную фигуру слоновой кости из набора, расставленного на доске на низкой скамье у окна и ждавшего игроков. – К сожалению, все остальные в это время спят. Если не дать им отдохнуть, они становятся тупыми, как неточеные ножи. – Он подвигал фигуры по доске, прикидывая вероятные ходы противника.

– Что ж, у тебя есть возможность тоже немного поспать.

– Что толку дрыхнуть? – Оставив шахматы, супруг сел на скамью лицом к Алиеноре, взял из ее рук кубок и сделал глоток вина. – На рассвете прибудет архиепископ Кентерберийский. Он предлагает одного человека на пост канцлера.

Алиенора вскинула брови: при дворе вовсю шла торговля за благосклонность монарха и выгодные должности. До коронации она успела перекинуться несколькими словами с Теобальдом Кентерберийским, и он показался ей лукавой бестией. За кроткой улыбкой и близоруким взглядом скрывалась железная воля. Когда-то он открыто не подчинился Стефану и воспротивился тому, чтобы старший сын короля Эсташ был признан наследником престола, и некоторое время находился в опале. Отказ Церкви короновать сына узурпатора укрепил позиции Генриха, поэтому расположение молодого короля к Теобальду было вполне заслуженным. Кроме того, всем известно, что архиепископ Кентерберийский умел собирать вокруг себя людей чрезвычайно умных и незаурядных.

– Это некий Томас Бекет, его архидьякон и протеже, – сказал Генрих. – Он родился в Лондоне, но образование получил в Париже и жаждет применить свой талант на ниве государственных финансов.

– Сколько ему лет?

– Около тридцати пяти, то есть старческим слабоумием еще не страдает, как большинство этих церковников. Я коротко побеседовал с ним, но пока не понял, что он за птица.

– У Теобальда, должно быть, есть свои причины рекомендовать его. – Алиенора наклонилась взять кубок из рук Генриха.

– Вне всяких сомнений. Он хочет иметь своего человека при дворе, чтобы оказывать влияние на мои решения и продвигать интересы Церкви. И человек этот будет далеко не простак, это уж точно. – Король натянуто улыбнулся. – Но если я соглашусь на этого Томаса Бекета, ему придется поменять хозяина. Я не против, чтобы мне служили люди с амбициями, но не позволю, чтобы мной манипулировали.

Почувствовав раздражение в его голосе, Алиенора пристально взглянула на мужа.

Он вскочил со скамьи, беспокойный, словно пес в незнакомом месте.

– Преданность – большая редкость. Мать всегда говорила мне, что никому нельзя верить, и она права.

– Но ведь ей ты веришь?

Он взглянул на нее оценивающе:

– Я доверяю ей в том, что касается моей судьбы, и верю, что она действует в моих интересах, но ее суждениям доверяю не всегда.

Повисло неловкое молчание. Алиенора не стала спрашивать, доверяет ли муж ее суждениям, так как предчувствовала, что ответ ей не понравится.

Ребенок в ее чреве снова принялся толкаться, и Алиенора погладила живот.

– Тише, малыш, – прожурчала она и улыбнулась Генриху. – Он совсем как ты – почти не спит, постоянно двигается. Во время коронации мне казалось, что он скачет на лошади!

Генрих усмехнулся:

– Его определенно обрадовало, что он родится сыном короля.

Он присел рядом с женой, взял ее мягкую ладонь в свою мозолистую руку, и облачко отчуждения, которое ненадолго возникло между ними, мгновенно рассеялось. Чтобы загладить нечаянную размолвку, он уселся у ее ног, как верный паж, и, прихлебывая вино из ее кубка, стал интересоваться, что она думает о претендентах на другие придворные должности. В основном говорил он сам, а Алиенора только слушала. Всех этих англичан она едва знала, но ей было приятно, что муж советуется с ней, и несколько раз она даже рискнула высказать свое мнение. Супруги согласились друг с другом в том, что надо отговорить Найджела, епископа Или, королевского казначея, уходить в отставку. Только он, с его солидным опытом, может наладить систему сбора налогов, которая обеспечит регулярное пополнение государственной казны. Ричард де Люси, верховный судья, останется на своем посту, но разделит его с Робертом де Бомоном, графом Лестером.

– Не важно, что раньше они были на стороне Стефана, – проговорил Генрих. – Мне нужны их талант и верная служба. Хотя я и сказал, что никому не доверяю, но я хочу дать умнейшим людям королевства возможность доказать их преданность. И де Люси, и Бомон понимают, что это в их же собственных интересах.