Элизабет Чедвик - Наследница Магдалины

Черные горы Лангедока

Брижит знала, что мать ее умирает. Золотая жизненная сила, мерно мерцавшая внутри и вокруг тела Магды, превратилась в угасающий уголек, и, когда Брижит возложила руки на раны матери, никакого ответа на выброс целительной энергии не последовало. Летний ливень бушевал над горным Лангедоком, и они укрылись в пещере. Брижит чувствовала, как молния разрывает ее тело, видела это сквозь свои горящие воспаленные веки. Она родилась в такую же грозу, и молния была у нее в крови. То был священный дар жизни, воплощение сил Единого Света. Но в эту ночь он пришел, чтобы забрать ее мать.

— Не покидай меня, — прошептала сквозь слезы Брижит, — пожалуйста, не уходи. Мне так страшно, — она коснулась щекой руки матери. На пальцах чернела запекшаяся кровь. Там, где прежде красовались аккуратные розовые ногти, была израненная плоть. Изящные запястья сочились кровью в тех местах, где кандалы содрали кожу. Это все быстро зажило, но на лбу Магды темнела ужасная, смертельная рана. Священники прожгли ее до кости раскаленным докрасна крестом, который она отказалась поцеловать.

— Ведьма и еретичка, — кричали они. — Вонючая, отвратная чертова шлюха!

Бедная ее мама! Она ведь за всю жизнь никому не сделала и не пожелала плохого. Темные ресницы затрепетали, и мать приоткрыла глаза.

— Тебе еще жить много лет, — прошептала она. — И ты обязана исполнить свое предназначение. Ты ведь последняя в моем роду. — Она говорила с трудом, жадно глотая воздух. Брижит поспешила поднести к запекшимся губам рог с травяным отваром. Магда пригубила, и тело ее расслабилось. Широко раскрытые глаза заблестели — остатки жизненных сил сконцентрировались в этом взгляде. — Ты должна обрести утешение, когда придет подходящее время Луны принять семя в чрево свое. Так было всегда, с тех пор как были воздвигнуты великие каменные лабиринты, еще до того как был посажен священный терновник.

— Но дядюшка Кретьен… — начала было Брижит, невольно оглянувшись на черневший вход в пещеру.

— В этом деле дядя тебе не помеха. Он ведь катар, и для него очень важно сохранять обет безбрачия. Но ему также известно, что этот путь не для тебя. — Глаза Магды закрылись, дыхание стало прерывистым.

Брижит прислушалась к гулкому стуку шагов снаружи. Нет, показалось. Лишь ветер стонал в кронах растущих на склонах деревьев, да дождь безжалостно хлестал о холодные камни. Ее дядя Кретьен вместе с другом Матье ушли, чтобы подыскать подходящее укрытие от непогоды для лошадей. В пещере места было мало, но Матье увидел ветхий крытый загон для коз чуть ниже по склону. И хотя постройка эта была куда ближе к деревне, вряд ли бы кто-то рискнул проведать животных в такую грозу. Костер угасал, и рука матери, зажатая в ее ладони, была холодной как лед. Брижит подбросила хвороста в огонь. Закрыв глаза, она собрала свои внутренние резервы и испустила яркий как молния луч жизненной энергии. Языки пламени лизнули протянутую над костром ладонь, теперь они повиновались ей. Странные животные, высеченные на стенах пещеры, оживали в отблесках костра, в таинственной игре света и тени. Брижит знала, что стоит ей сейчас погрузиться в транс, и она увидит коренастых дикарей с кожей оливкового цвета, создавших эти изображения ради того, чтобы охота оказалась удачной. Она услышала бы священные песнопения и ощутила горький дым костра, горевшего здесь прежде. Пламя льнет к пламени. Она ощутила эту связь прежде, чем отдернула ладонь и в очередной раз обратилась к матери.

— Это так тяжело, — тихо промолвила она и услышала, как ее собственный голос эхом отражается от стен тоскливой нотой, как у потерявшегося ребенка. Магда лежала недвижней настенных рисунков. И хотя губы матери уже не шевелились, в мозгу Брижит четко прозвучали слова:

«Наш род всегда следовал избранному пути. И всегда тропу твою будут преграждать камни. Но если ты уберешь их, то обретешь любовь и мужество, необходимые для того, чтобы двигаться дальше». Гигантский сполох молнии разорвал ночь, камни дрогнули и с грохотом покатились по склону. В небесах раздался оглушительный удар грома, и пещера отозвалась многократным эхом. Брижит ощутила на щеке тепло поцелуя… Затем словно бы в нежном благословении ее поцеловали в лоб — мама! — крик Брижит смешался с отзвуками грома, но Магда так и не ответила. В ее оскверненном и измученном теле уже поселилась смерть — и теперь оно стало покинутой оболочкой. Брижит невольно всплакнула, но все-таки постаралась взять себя в руки, плотно стиснув зубы. Теперь ее мать стала частью Единого Света и навсегда избавилась от боли и преследований. Плакать надо было о себе.

Она поцеловала распухшую синюшную щеку и осторожно сняла с груди матери серебряный амулет. Девушка повесила его себе на шею, и он тихонько звякнул о точно такой же символ — шестиконечную звезду, внутри которой из чаши вылетал голубь. На обратной стороне в котле вертикально стояло копье, его наконечник пронзала молния. У входа в пещеру послышались мужские голоса, заглушаемые шумом падающей с неба воды. Один по тону был густым баритоном, полным глубины и доверительности. Второй, куда более высокий, был слегка экзотичен: ярко выраженный восточный акцент. Мужчины раздвинули кусты, прикрывавшие вход в пещеру, и подошли к костру. Увидев Брижит, они сразу же замолчали. Дядюшка Кретьен тяжело вздохнул и перевел взгляд с Брижит на лежавшее на носилках неподвижное тело.

— Она имеет право соединиться с Единым Светом, — сочувственно промолвил он. — Ее душа была совершенна.

Его коренастый седобородый спутник подошел к телу Магды и присел на корточки. Его правая рука была страшно изуродована, отсутствовали три пальца, воспалившиеся обрубки алели в отблесках огня. Он коснулся тугой черной косы Магды оставшимися пальцами.

— Она была так молода! — с надрывом воскликнул он. — Уж лучше бы они взяли меня вместо нее.

— Да они б всех нас взяли, будь у них такая возможность. — Его глаза выражали глубокую усталость.

Кретьен стряхнул воду со своего ветхого плаща и обнял Брижит. Жалобно всхлипнув, она прижалась к его пропитанной дымом шерстяной рубахе в поисках иллюзии спасения. Она с детства знала, что избранный ею путь полон одиночества и опасности, но никогда прежде не ощущала в себе такой уверенности. Позже, обмыв и приготовив для погребения тело своей матери, Брижит села у костра. Пригубив чашу крепкого вина, она посмотрела сквозь дым на двух мужчин, на то, что осталось от ее семьи, — на книжника Матье и младшего брата своего отца Кретьена. В течение шести лет она и ее мать скитались вместе с ними, странствуя по деревням и проповедуя учение катаров, успокаивая и излечивая больных и страждущих.