Джо Беверли - Скандальная графиня

– Ему рассказал Карлион, я пустила по его следу Херринга. Знаете, я почти уверена: крыса будет поймана!

– И это мысль греет ваше сердце.

– Конечно, – улыбнулась Джорджия. – Потанцуете со мной?

– Вновь решили рискнуть вашими ножками? – хмыкнул Дрессер.

Когда танец закончился, Джорджия вновь стала серьезной.

– А после этого танца все мы поделимся результатами расследования.

Глаза ее при этих словах блеснули столь угрожающе, что Дрессер сказал:

– Помните – никакого кровопролития!

– Увы, крови не будет. Но как бы мне хотелось ее увидеть…

Танцуя с Дрессером, Джорджия понимала, что, возможно, это их последний танец. До рассвета оставалось совсем немного времени, а после бала он вернется к своим обязанностям в Девоне. Разумеется, это к лучшему – и все же она будет скучать по своему… другу. Когда танец закончился и они вышли на террасу подышать воздухом, Джорджия спросила:

– Ну что, я спасла Фэнси Фри?

Дрессер вопросительно посмотрел на нее.

– Помните? Был уговор: если вам будет хорошо на балу, вы примете любые условия моего отца касательно замены вашего выигрыша.

– А-а-а, вы про это… Да, пожалуй, на балу я не слишком скучал, так что сделаю все, что смогу.

Слова его прозвучали сдержанно, да и лицо не выражало эмоций, но тому было объяснение – они приближались к остальным «охотникам».

– Элоиза Кардус! – объявила Лиззи. – Поверить не могу, что она пала так низко!

– Вы уверены? – Джорджия обвела взглядом друзей.

– Три ниточки привели именно к ней, – сказал Херринг.

– А возможно, даже четыре, – вмешался Дрессер. – Леди Эрнескрофт тоже услышала «новость» именно от нее. Да, мисс Кардус перекладывает вину на чужие плечи, клянясь, что услышала сплетню от леди Уэйвени, однако я помню, что леди Эрнескрофт сказала «она утверждает, будто бы». Стало быть, графиня ей не верит.

– Моя мать очень умна.

– И мисс Пирс узнала о письме от мисс Кардус, – сказала Лиззи. – Как, должно быть, бедняжка устала молоть языком! Я с превеликим наслаждением повыдирала бы ей волосы!

Джорджия помимо воли расхохоталась:

– Дорогая Лиззи, ты же всегда была из нас самой миролюбивой!

– Но всему есть предел! Итак, что теперь мы будем делать?

– Уличим ее во лжи, – ответила Джорджия. – Знаете, мне ее даже немного жалко.

– Вечно ты всех жалеешь! – возмутилась Бэбз. – Какое может быть оправдание подобной мерзости?

– Она надеялась провести весну в Лондоне, – вздохнула Джорджия, – однако Меллисент потребовала, чтобы сестричка безотлучно была с ней во время ее беременности. Так Элоиза оказалась заточена в Эрне – тут любого перекосит от злости. А там Меллисент вовсю скармливала сестричке гнусные байки обо мне.

– Но это ее не извиняет, – упрямилась Бэбз. – Итак, как мы с ней поступим?

– Мы – никак, – сказал благоразумный Торримонд. – Сразу шесть обвинителей перепугают ее до потери чувств. – Он взглянул на Джорджию. – Вы чувствуете себя в силах оказаться с ней один на один, дорогая?

– Более того, восстану против любой попытки меня от этого удержать! Но все же мне нужна поддержка.

– Я иду с вами, – сказал Дрессер.

Джорджия понимала, что должна возразить, – слишком уж властно он это произнес. Но ей так хотелось, чтобы Дрессер был рядом.

– Но нам и дамы пригодятся – на случай если Элоиза вздумает закатить истерику, – сказала Джорджия. – Бэбз? Лиззи?

– Конечно, – ответила за обеих Лиззи. – Где нам следует находиться?

– В этом есть проблема, – сказала Джорджия. – Весь первый этаж особняка отдан под увеселения, а публичной сцены я не желаю. Интересно, удастся ли заманить ее в спальню под предлогом… скажем, тайного свидания?

– О нет, она на такое не отважится, – запротестовала Лиззи.

– А я считаю, мисс Кардус может клюнуть на эту наживку, – сказала Бэбз. – Она пустится во все тяжкие, лишь бы заполучить титулованного воздыхателя. Так что, если приглашение будет от герцога…

Джорджия прижала ладонь ко рту:

– Это очень жестоко, однако Элоиза иного не заслужила. Отлично. Мы состряпаем любовное письмецо, а Джейн передаст его лакею, на которого можно положиться. А если она прошмыгнет наверх, тут мы ее и подстережем.

– А по какой лестнице она будет подниматься? – спросил Херринг.

– Не думаю, что она будет красться по черной лестнице, но есть еще две. – Джорджия посмотрела на окна второго этажа. – Мое окно – второе слева, а ее окно – четвертое. Она неминуемо пройдет мимо моей спальни. А там я буду ее поджидать, и если рыбка проглотит наживку, я махну из окошка платком.

– Да вы просто созданы плести заговоры! – поддразнил ее Дрессер. – А я буду поджидать ее вместе с вами?

Джорджия молила Бога, чтобы не покраснеть.

– В моей опочивальне, сэр? Разумеется, нет. Вы будете ждать снаружи, вместе с остальными.

Уже преодолев половину лестничного марша, Джорджия поняла вдруг, что у нее кончилась писчая бумага. Стремглав она понеслась в кабинет своего зятя, рискуя быть застигнутой на месте преступления, и переворошила ящики бюро в поисках бумаги. Поиски увенчались успехом, и Джорджия, чувствуя себя преступницей, поспешила к себе в комнату.

Там она зажгла свечу, что от волнения ей удалось не сразу. Когда пламя разгорелось, Джорджия села за столик, откинула крышку чернильницы, приготовила перо и… задумалась. Как выглядит типичный мужской почерк? Может, все-таки стоило взять с собой в помощь Дрессера?

Джорджия нечасто получала письма от мужчин. Она помнила каракули Дикона – когда они разлучались, он слал ей смешные послания. Для прочей переписки он держал секретаря. Были еще длинные письма от Селлерби. У него был изящный, почти дамский почерк. Также она получила несколько нежных посланий от сэра Гарри Шелдона – тот писал с нажимом, расходуя уйму чернил…

Попрактиковавшись на отдельном листочке, Джорджия выбрала нечто среднее. Придирчиво изучив свое творение, она удовлетворилась результатом и принялась сочинять:

«Дорогая леди, ярчайшая звезда на небосводе. Я сражен Вашей красотой, добродетелью и очарованием! Я не могу покинуть этот дом, не побеседовав с Вами с глазу на глаз – но где? Не окажете ли мне величайшую честь, милостиво позволив попасть в Вашу опочивальню – о, совсем ненадолго. Где она располагается, я уже разузнал. Прошу простить мне дерзость, о ангел моего сердца!»

Джорджия взглянула на часы. Было почти полтретьего ночи.

«Буду ждать Вас поблизости от Вашей опочивальни без четверти три. Если я из своего укрытия увижу, что Вы входите к себе, – значит, у меня есть надежда!

Джорджия подождала, пока высохнут чернила, довольно глядя на свою работу, затем аккуратно сложила листочек. Потом расплавила на свече воск, запечатала послание собственной печатью, слегка размазав оттиск, – так письмо выглядело даже романтично. Затем позвонила в колокольчик, и тотчас явилась раскрасневшаяся Джейн.