Дженнифер Хеймор - Соблазнительное предложение

– Чем?

– Сигарами, – пробормотал Люк. Внутри накрепко сплелись страх и стыд. Он не хотел рассказывать об этом никому. Черт, да никогда и не рассказывал, хотя мать, похоже, догадывалась. Но даже она никогда не заговаривала на эту тему.

Эмма издала страдальческий стон и крепче прижалась к нему.

– Он говорил, на это есть две причины. Во-первых, нужно выжечь из меня все дурное, а во-вторых, он хотел заставить меня навсегда запомнить, что я принадлежу дому Трента. И больше никому.

– О, Люк…

– Вот почему шрамы выжжены в форме буквы Т. Он собирался заклеймить меня. – Теперь говорить было почему-то легче. – Но не успел закончить – умер. Так что теперь… – Из горла вырвался звук, полный горечи. – Теперь у меня на спине выжжена незавершенная буква Т.

– Это не важно… – начала Эмма.

– Ему не удалось выжечь из меня всю порочность, но в одном он точно преуспел: я никогда не забуду, что ношу на себе клеймо дома Трента.

Эмма содрогнулась.

– И каким-то образом твоя ненависть переходит на нового герцога. Хотя он знать не знал, что творил над тобой старый герцог.

– Да, – согласился Люк. – Каждый раз, как его вижу, я вспоминаю, что делал со мной его отец. Я помню, что принадлежу ему, что я на всю оставшуюся жизнь останусь его рабом. – Он с трудом сглотнул. – Я стараюсь не связывать этих двоих. Понимаю, что Трент не имеет к этому никакого отношения, но ничего не могу с собой поделать. Вижу его, и… – Он покачал головой.

– Должно быть, так тяжело смотреть на герцога и видеть в нем его отца.

– Да. – Его поразило, как точно она описала, что он чувствует.

– Сколько тебе было лет, когда он… когда он жег тебя?

Люк негромко застонал, наклонил голову и провел рукой по волосам.

– Началось, когда мне было пять или шесть. Он добавлял новый ожог каждые несколько месяцев, когда старый заживал. – Люк стиснул зубы, вспоминая боль и дикий страх, которые охватывали его всякий раз, когда отец призывал его к себе в кабинет. – Он говорил, будто хочет, чтобы я всегда ощущал это, всегда чувствовал боль в шрамах, когда рубашка будет о них тереться. Что это, наверное, поможет ему добиться цели.

– Он был сумасшедшим, – резко бросила Эмма. – Сумасшедшим негодяем.

Люк зарылся носом в ее волосы.

– Я никогда так не думал, – пробормотал он. – Я ему верил.

– Ты был впечатлительным ребенком. А он – твоим отцом, герцогом, перед которым все благоговели.

– Ты первый человек в моей жизни, кто заставляет меня поверить, что, может быть, он и вправду был сумасшедшим…

– Был!

– Я впервые начинаю думать, что, может быть, все эти наказания были результатом его собственной ненормальной реакции на любовную связь моей матери со Стэнли. Что может быть – только может быть! – ко мне они не имели никакого отношения.

– Да как они могли иметь к тебе отношение? Ты был невинен. – Последние три слова Эмма произнесла с торжественной силой, словно пыталась физически впечатать их в душу Люка.

И почему-то он поверил ей. Если вбивание этих слов в его душу было ее целью, то она преуспела.

Они долго сидели молча, а когда Эмма отодвинулась, Люк повернулся к ней спиной, впервые в жизни добровольно показав ей уродливые следы от ожогов.

– Вымоешь меня? – негромко спросил он.

– Конечно.

Она снова взяла салфетку и мягкими, плавными движениями вымыла его торс, начав со спины и то и дело прижимаясь к ней губами.

Люк закрыл глаза. Они уже несколько недель не занимались любовью. Его тело по-прежнему откликалось на ее прикосновения, но в первые две недели рана слишком сильно болела, а в третью – Эмма непреклонно требовала, чтобы он сначала поправился.

А теперь он ее хотел. Между ног сильно запульсировало, естество затвердело, упираясь в панталоны. Ее поцелуи становились все крепче, и когда Эмма повернула его к себе лицом, чтобы вымыть грудь, щеки ее пылали, а темные густые ресницы трепетали. Она была настолько красива, что у него перехватило дыхание.

Она вымыла его и вытерла насухо, затем руки ее опустились к завязкам панталонов, и она посмотрела на него сквозь ресницы.

– Позволь доставить тебе удовольствие.

Они долго смотрели в глаза друг другу, затем Люк кивнул:

– Да. Удовлетвори меня. Мое тело хочет тебя, нуждается в тебе.

Она покраснела еще гуще, развязала панталоны и прильнула к нему губами. Член дернулся при первом же прикосновении, нежном, пылком, и по всему телу волнами начало растекаться наслаждение.

Опершись на одну руку, другую он запустил в ее волосы, притягивая ее к себе.

– Да, Эм, вот так. Полижи его. Это чертовски приятно.

Она проводила жарким языком по всей длине его копья. Он был таким толстым, таким возбужденным, и от каждого прикосновения ее губ и языка становился еще тверже.

Люку все сильнее хотелось погрузиться в нее. Он просто сходил по ней с ума. По каждому ее местечку.

Эмма открыла рот, мужское естество скользнуло глубоко, и пальцы Люка невольно еще крепче вцепились в ее волосы.

– Боже, – выдохнул он. – Вот так, ангел. Возьми его в ротик. Глубже. Вот так. Да!

Эмма сложила пальцы кольцом и начала водить ими вверх и вниз одновременно с движением губ. Вверх и вниз, вверх и вниз. Влажно, жарко, плотно.

Люк застонал – жаркие волны наслаждения разливались во всему телу. Эмма установила ритм движениям, но он хотел распоряжаться сам. Крепче сжав ее волосы, он остановил Эмму и начал сам вонзаться в ее рот и руку.

Она принимала его. Глубоко, мягко, влажно. Так сладко, жарко и чувственно. Она расслабилась, позволяя ему самому устанавливать ритм, открываясь ему, принимая все, чего он только не потребует.

Он просто обожал в ней эту черту. Обожал ее силу и преданность. Ее страсть и ум… и ее готовность принимать.

Это женщина, с которой он хочет быть вместе. Навеки.

– Я люблю тебя, – пробормотал Люк, вторгаясь в ее рот. – Люблю тебя, Эмма.

Она не могла ответить, не могла сказать ему те же слова.

Люк ощутил, как в паху начинает туго скручиваться пружина наслаждения. Он вот-вот достигнет пика.

Хрипло выдохнув, он вышел из ее рта. Из члена сочилось семя. Эмма наклонила голову и слизнула его. Люк закрыл глаза, настолько сильным, почти болезненным, было наслаждение.

– Я должен войти в тебя, – прохрипел он, лег на кровать и потянул ее на себя.

Эмма быстро забралась к нему. Она все еще не сняла ночную рубашку, но Люк по опыту знал, что под рубашкой ничего нет.

– Оседлай меня, – скомандовал он.

Она села на него верхом. Она готова его принять. Возбудилась, когда ласкала его ртом.

– Я не хочу сделать тебе больно, – выдохнула Эмма.

– Ты и не сделаешь, – пообещал Люк. – А теперь вбери меня в себя. Прямо сейчас.

Она опустила руку, направляя его, и оба застонали, когда стальная длина его естества проникла в ее роскошное тело.