Бертрис Смолл - Рабыня страсти

— Что ж, хорошо, — сказал Хасдай. — Спрошу Зейнаб…

— Как чувствует себя князь? — спросила она после того, как они разомкнули объятия на ложе любви, — Он выживет?

— Да, — отвечал Хасдай. Нет, он ничего такого не слышал в ее голосе, что пролило бы свет на тайну ее взаимоотношений с Каримом-ибн-Хабибом! Он спрашивал себя, волнует ли его эта тайна, и вынужден был констатировать, что волнует. Нет, он все же не любил эту женщину… Он не был даже уверен, что» способен на это чувство. Но она стала настоящим его другом, к тому же им было хорошо вдвоем. Зейнаб была много большим, нежели просто искусной наложницей, и он не желал ее терять.

— Евнух Мустафа в подробностях рассказал мне обо всем, что случилось, — сказала она. — Это ужасно. Мы должны выяснить, жива ли еще сестра князя Инига. Если жива, то ее необходимо освободить, господин мой Хасдай, — золотоволосая головка легла на его плечо. — Инига — милейшее создание!

— Князь говорит, что для нее лучше было бы, если бы она умерла — ведь она опозорена, — сказал Хасдай. — Кодекс морали здесь, в Ифрикии, очень суров… И, хотя я нисколько этого не одобряю, но вполне понимаю. Если бедняжка была изнасилована — а скорее всего, именно так оно и было — ни один порядочный человек не захочет взять ее в жены. Она погибла. Али Хассан мог бы с тем же успехом заколоть ее. А если он этого не сделал — что ж, тогда он необыкновенно жесток!

— И что же — моя подружка будет брошена на произвол судьбы? — возмущенно спросила Зейнаб. Она села, скрестив ноги и серьезно поглядела на Нази:

— Пообещай, что освободишь ее, Хасдай! Я возьму ее с собою домой, по крайней мере, остаток своих дней она проживет в мире и покое. Не оставляй ее в лапах этого зверя Али Хассана, если она еще жива! Пожалуйста!

— Князь купил пятьдесят воинов-северян в Себте. Их будут обучать воинскому мастерству наши сакалибы. Через месяц мы предпримем поход в горы на поиски Али Хассана. Князь Карим сам поведет солдат. Пока он еще слаб…

— А Инига должна все это время томиться в плену? По крайней мере пошли шпиона, чтоб удостовериться, жива она или же мертва! Ты ведь все равно пошлешь кого-нибудь тайно, дабы разведать обстановку…

— Да откуда тебе это известно? — Хасдай был изумлен. Она всегда удивляла его тогда, когда он менее всего этого ожидал.

— Я выросла в стране, где было множество враждующих кланов, мой господин. Это обычная стратегия моего народа. Если не знаешь, какими силами располагает противник — вскоре лишишься замка, земель, скота… — будничным тоном растолковывала ему Зейнаб. — Ничего удивительного. тут нет.

— Наша главная задача — уничтожить Али Хассана и его группировку, — отвечал ее любовник. — Если госпожа Инига будет найдена живой — что ж, тогда и будем решать, как с нею поступить. — Он попытался было обнять Зейнаб, но та отпрянула. Злость исказила ее прекрасное лицо.

— Инига стала жертвой злодеев, мой господин! Это само по себе ужасно. Почему же она должна страдать еще и от осуждения близких ей людей? С какой стати предавать ее осуждению? Позор не на ней, а на тех, кто это сделал с нею! Я наложница, мой господин. Я что — тоже покрыта позором?

— Зейнаб, послушай, — терпеливо заговорил Хасдай. — Ты должна понять. Я знаю, что ты достаточно умна… Инига — дочь князя Малики. Она была женой. Матерью. А после того, как ее нагло похитил Али Хассан и надругался над нею, она навеки запятнана оттого, что познала другого мужчину.., или мужчин. Ты же наложница. Твое призвание — соблазнять, вступать с мужчинами в интимные сношения. Ты уважаема, но уважение это совершенно иного рода…

— А если бы я была похищена Али Хассаном и зверски изнасилована всеми его воинами по очереди, я что, не была бы опозорена подобно бедняжке Иниге? — требовательно спросила она.

— Да, конечно же, нет! — отвечал он. — Ты же наложница!

— Ну уж уволь — это абсурд! — едко заявила Зейнаб. — Не ожидала такого от тебя…

— Никогда прежде не видел тебя такой… — ответил он, до глубины души изумленный ее страстным порывом.

— У меняла всю жизнь было всего две подруги — Инига одна из них. Я была рождена свободной, но стала рабыней. Правда, и тут Судьба была милостива ко мне. Меня любили… Меня ублажали… А что сталось с бедной моей подругой? — Она своими глазами видела, как убивали ее близких, она была похищена и, скорее всего, изнасилована. До той поры Инигу лелеяли и любили все, кто ее знал. У нее был ребенок. Она не заслужила позора, и я сделаю все, от меня зависящее, чтобы ее спасти! Я не могу сидеть сложа руки, покуда вы, мужчины, обсуждаете проблему ее утраченной добродетели! Это же просто смешно! Нет — это страшно! Да ведь жизнь ее в опасности!

— Обещаю тебе, моя дорогая, — сказал он, беря ее руки в свои, — те, что будут посланы на разведку, разузнают все, что можно, об Иниге. Это все, что я на данный момент могу сделать, Зейнаб. А теперь поцелуй меня. Я истосковался по твоим губам… — Его златокарие глаза сияли. . Она притянула его голову к себе, но мысли ее витали далеко, и она чисто автоматически целовала его. И все равно поцелуи ее привели любовника в восхищение. Она все чаще изумлялась, насколько заученными сделались ее ласки… Как хотела бы она, чтобы все было иначе! Она чувствовала бы себя виноватой, не будь ей прекрасно известно, что Хасдай не испытывает к ней любви. Вместо этого она думала лишь о Кариме, который тут, совсем близко, под одной с нею крышей, в то время как она лежит в объятиях другого мужчины… Знает ли он, что она здесь? Думает ли о ней?

Он думал о ней… Лежа один на просторной постели, он гадал, как случилось так, что она стала собственностью Хасдая-ибн-Шапрута. Нази был молод, хорош собой и выглядел очень мужественным. Хорошо ли Зейнаб с ним? Карим вздохнул…Счастлива ли она? Зачем, во имя Аллаха, Судьба снова сводит их, не давая возможности соединиться? Неужели мало ему его боли? Аллаэддин пообещал, что утром Ома ответит на все их бесчисленные вопросы.

Карим не спал, да и не хотел засыпать… Посланник калифа своими резкими словами вернул его к действительности. Да, теперь он ответственен за Малину и за ее народ. Он не мог, не смел обесчестить память отца и всех предков. Они основали город и сделали все для его процветания. Он не мог позволить, чтобы все их усилия остались втуне лишь из-за того, что его постигло горе…

Уже рассветало, а он так и не сомкнул глаз. Вошла служанка с завтраком. Карим поглядел на поднос и поморщился. Но служанка, старая женщина, знавшая его с самого детства, сказала непреклонно:

— Врач сказал, что я должна приготовить для вас именно это, а вы обязаны все это съесть, мой господин. Ведь вы теперь слабее дитяти, вам надобно поднабраться сил, чтобы разыскать и покарать Али Хассана!