Бертрис Смолл - Чертовка

Хью с трудом удержался от смеха при виде такого гнева, но все же он понимал, как тяжело приходится его жене.

Изабелла привыкла к бурной деятельности. Она очень переживала, что не может больше работать, как прежде. Беременность не смягчила нрав Изабеллы. В последние недели она, напротив, становилась все более резкой и раздражительной; сейчас ее могло привести в ярость любое неосторожное слово, даже простой взгляд.

— Недолго уже осталось, дорогая, — сказал ей Хью. — Я могу лишь догадываться о том, как тяжело тебе в эти последние недели, но осталось потерпеть еще совсем немножко. Так говорит твоя мать, а уж она-то знает наверняка. — Хью взял жену за руку и поцеловал ее.

Изабелла расплакалась.

— Завтра мой день рождения, — сказала она. — Мне исполнится семнадцать лет. Я старею, Хью. Я становлюсь старухой!

Хью снова пришлось сдерживать смех.

— Ты самая прекрасная на свете старуха. Белли, — сказал он.

— Ох, Хью! — фыркнула она, внезапно растроганная его добротой.

На следующее утро, когда вся семья собралась в зале поздравить ее с днем рождения, на лице Белли внезапно появилось странное выражение, и Алетта немедленно поняла, в чем дело.

— У тебя начинаются роды, — сообщила она дочери спокойным тоном.

— Я тоже так думаю, — ответила Изабелла и вздрогнула. — Я что-то чувствую, мама! Я хочу вытолкнуть его! — закричала она.

— О небо! — воскликнула ошеломленная Алетта. — Ты собираешься рожать прямо здесь?! — Но выражение лица дочери убедило ее, что Изабелла действительно вот-вот родит. — У нас нет времени, — сказала она остальным. — Ида, Агнесса, помогите уложить Изабеллу на стол! Боюсь, у нас нет другого выбора.

Прежде чем кто-либо успел сдвинуться с места, Хью подхватил жену на руки и осторожно уложил ее на стол.

— Расслабься, Белли, — ласково сказал он ей. — Дыши глубже, дорогая. — Он положил руку ей на лоб.

— Рольф, принеси ширму, чтобы оградить госпожу Лэнгстона от посторонних глаз, — велела Алетта своему мужу. Она начала снимать с дочери тунику и юбки; наконец на Изабелле осталась одна рубашка. Взяв нож, Алетта разрезала льняную ткань с обоих боков.

Хью стоял в конце длинного стола, поддерживая Изабеллу, которая теперь сидела, прижав колени к груди.

— Иисус! Мария! — воскликнула Алетта. — Мой внук не заставит долго себя ждать! Поторопись, Рольф!

Стол отгородили ширмой, и Изабелла получила некоторое уединение. Ида и Агнесса уже носились взад-вперед с горячей водой, вином, чистыми полотенцами, свивальниками и колыбелью для готового появиться на свет младенца. Изабелла закричала и, не в силах сдержаться, упала на стол. Она чувствовала, как все ее тело растягивается, выпуская что-то из себя. Она продолжала кричать. Хью обнимал ее, нашептывая ласковые слова, осыпая ее голову нежными поцелуями. Белли тяжело застонала, а потом, к своему удивлению, почувствовала, что снова свободна. Она услышала крик. Крик младенца!

— Чудесный мальчик! — воскликнула Алетта, взяв на руки кричащее, испачканное кровью крошечное существо. — Изабелла, Хью, у вас родился сын!

— Дайте его мне! Дайте его мне! — закричала Белли.

— Мы сначала вымоем его, — рассудительно сказала Алетта.

— Нет! Дайте его мне немедленно! — потребовала Белли чуть не плача, и Алетта вручила ей ребенка.

— Позволь мне хотя бы перерезать пуповину, — сказала она, но Изабелла не слышала ее. Она была слишком очарована новорожденным сыном, чтобы замечать остальных.

— Посмотри, Хью, — сказала она. — Ты посмотри только, какие у него крохотные ручки и ножки! По-моему, он похож на тебя. Он будет некрасив, как и его отец, милорд. — Слова ее могли показаться обидными, но в голосе звучала искренняя любовь и к сыну, и к мужу.

— Хочешь, чтобы мы назвали его в честь твоего отца? — спросил Хью.

— Нет, — ответила Белли. — Я хочу назвать нашего сына в честь его собственного отца. Он будет зваться Хью Младший. — С этими словами она передала младенца Агнессе; чтобы его вымыли и уложили колыбель.

Через несколько недель после рождения Хью Младшего в Лэнгстон явился королевский гонец с посланием. В письме сообщалось, что Роберт де Беллем, граф Шрусбери, и его братья — Арнульф, граф Пемброка, и Роже из Пуату, лорд Ланкастера, — взбунтовались против короля.

Король собирал войска, чтобы отправить их к валлийским топям — туда, где расположился лагерь мятежников. Эти топи простирались вдоль границы Англии с Уэльсом и на южном побережье Уэльса. Хью и Рольф собрали свой отряд, состоявший уже из пятидесяти лучников.

— На сей раз, — сказал Хью Изабелле, — Я боюсь, вернутся домой не все. На сей раз будет сражение.

— Смотри, чтобы ты сам вернулся, — ответила Белли. — А как насчет Бланки? Если ты явишься на зов короля, то, наверное, не сможешь отвезти ее герцогу Роберту. Он обидится?

— Отправь герцогу письмо и сообщи ему, что я не могу приехать сейчас, но попытаюсь осенью или следующей весной, — сказал Хью жене.

Изабелла кивнула и, поцеловав мужа, бодро пожелала ему счастливого пути.

Роберт де Беллем и два его брата, принадлежавшие к семейству Монтгомери, пользовались в своих владениях абсолютной властью. Объединившись, они образовали мощную силу. Но, к несчастью, их не любили бароны, куда менее могущественные, чем эта великолепная троица. Братья Монтгомери, восстав против короля, не получили поддержки ни от своего сословия, ни от духовенства, ни от простого народа, ненавидевшего их. Почему они все же осмелились выступить против короля Генриха, для большинства оставалось загадкой. Самые прозорливые понимали, однако, что Монтгомери просто пошли на поводу у своих глупых амбиций.

Оттесненные к своим замкам, они были вынуждены сдаться всего через три месяца. Каждый из них лишился своих земель в наказание за собственную глупость; все три брата со своими семьями были изгнаны в Нормандию, где немедленно принялись строить планы нового мятежа. Герцог Роберт не выступал открыто в поддержку мятежников, но и не мешал им. Впрочем, он был занят другими делами. Его жена вот-вот должна была родить первого ребенка. И герцог Роберт не обрадовался возвращению братьев Монтгомери в Нормандию, поскольку они всегда сеяли смуту, где бы ни обосновались.

Хью Фоконье и Рольф де Брияр возвратились в Лэнгстон в конце июля. В боях пали шестеро из лэнгстонских лучников; потери оказались сравнительно небольшими, и Хью считал это удачей. Король Генрих остался весьма доволен верной поддержкой Хью и Рольфа. Пускай крупные сеньоры восстают против него сколько угодно; в действительности главной опорой Генриха в борьбе с мятежниками и чужеземцами были мелкие лорды вроде Хью. В награду за верную службу король сделал друга своего детства бароном, а когда Хью спросил, следует ли ему поехать в Нормандию, король ответил: