Татьяна Вяземская - Ночи Клеопатры. Магия любви

– Царевна, – сердито поправила Клеопатра.

– Царевна, – покорно согласилась нянька, – зря повелела тебя остричь. Всем понятно, почему она такое повеление дала, и люди смеются.

– Надо мной? – девочка вспыхнула, но тут же сообразила. – Нет, я поняла, над ней.

– А стригли-то тебя на растущую луну, – совсем уже шепотом сообщила нянька. – Теперь быстро отрастут, и пуще прежнего красивые будут…

Она, видимо, с удовольствием поговорила бы о волосах еще, но девочка быстро потеряла к теме интерес.

– Мардиана не наказали? А то я его уже четыре дня не видела.

Нянька покачала головой.

– Мардиана царица… царевна около себя держит. Он ей вслух читает.

Девочка рассмеялась. Мардиан по-гречески читал довольно неважно, а больше ни одного языка Береника не знала и знать не желала.

Значит, «любезная сестрица» попросту решила лишить младшую сестру одного из ее верных слуг. К счастью, Береника просто не могла себе даже представить, что со слугами – а тем более с рабами – можно по-настоящему дружить. Иначе Мардиана ждала бы куда более суровая судьба: чтобы сделать больно младшей сестре, царица – нет, не царица, царевна! царевна! отец вернется, сядет на престол, и все будет хорошо! – запросто могла пожертвовать человеческой жизнью.

Никогда нельзя показывать людям, что тебе кто-то или что-то дорого, внезапно поняла она. Иначе, чтобы сделать тебе больно, у тебя попытаются это отнять. А возможно, даже разрушить. И за ненависть, испытываемую к тебе, кому-то, может быть, придется заплатить очень высокую цену.

Несколько дней после этого, встречаясь в коридорах дворца с Мардианом, девочка отворачивалась, делая вид, что не хочет даже видеть маленького евнуха.

Конечно, ему было больно и обидно. Но она не может послать к нему даже няньку, чтобы та объяснила, почему его «царица» не хочет общаться со своим другом. Во-первых, он должен быть опечален по-настоящему – Беренике обязательно донесут об этом, как доносят обо всем, касающемся младшей сестры. Во-вторых, няньке просто могут дать плетей, и она расскажет обо всем. Нет уж, лучше пускай Мардиан несколько дней пообижается. А она потом ему все объяснит. Он поймет. А если нет… друг, который не готов понимать и прощать, ей не нужен.

Но маленький евнух все понял правильно. Нянька передала от него записку: «У меня все хорошо. Держись!» Записка была без подписи, да она была и не нужна: Клеопатра хорошо знала почерк своего друга.

Няня Ати долго и с удовольствием рассказывала о том, что «этот маленький евнух – большая умница»: на всякий случай он придумал, что нянька должна сказать, если у нее обнаружат эту записку.

Клеопатра слушала и не слушала. Если Береника унизит ее так еще раз, она покончит с собой. Нет, еще чего! Чтобы сводная сестра радовалась? Если Береника еще раз позволит себе унизить ее или как-то обидит Мардиана, ей не жить. С кинжалом к ней не подберешься – значит, остается яд.

– Ати, милая, ты умеешь читать?

– Ну, что ты, царевна! Откуда? Да и ни к чему это женщине. Наше дело – мужа любить, деток рожать, воспитывать. Следить, чтобы в доме всегда было чисто, вкусно сготовлено…

– Ати, я напишу записку, передай ее Мардиану, незаметно.

Мардиан читает царице вслух. Мардиан имеет доступ к библиотеке. Мардиан сможет найти нужный свиток.

В том, что во дворцовой библиотеке найдется нужная ей информация, девочка не сомневалась: там было много чего. Меньше, конечно, чем в городской Александрийской библиотеке, но тоже немало. С удивлением она подумала о том, что никогда не замечала, чтобы отец заходил в дворцовую библиотеку. Может, она просто не видела?

Мардиан не подвел. Нужный свиток (один: то ли Мардиан больше не нашел, то ли не рискнул брать несколько) был у Клеопатры уже на следующий день. Честно говоря, их даже в руки было страшно брать: обычные строчки, черные, и в каждой таится смерть. Оказывается, свести человека со света можно столькими разными способами!

Но, к сожалению, большинство названий растений, из которых можно было приготовить ядовитое зелье, девочке были незнакомы. Некоторые она знала, но где их достать?

Попросить няньку? Мардиану она могла довериться, знала: если его даже станут пытать, он не выдаст свою подружку; но подставлять старого друга тоже не хотелось. Няньке же Ати она не доверяла. Нет, нянька по-настоящему любит ее. Но, во-первых, она глуповата, может еще где-то случайно проболтаться. А во-вторых, ее даже не надо подвергать пыткам: достаточно только испугать, и Ати выложит все, что знает, а заодно и чего не знает.

От волнения ли или по какой другой причине, но к вечеру девочка заболела. Свиток был надежно (как ей казалось) спрятан.

Болезнь протекала вяло, но длилась дольше месяца.

А когда исхудавшая и заметно выросшая Клеопатра снова смогла выходить из своей комнаты, выяснилось, что Беренике уже не до сестры: она снова выходила замуж. И свиток так и остался в тайничке – на всякий случай.

Нового избранника сестры звали Архелай, сын Архелая. Впрочем, сам новоявленный царевич (соправителем Береника его так и не сделала) утверждал, что на самом деле его отцом является сам Митридат. Это, по идее, должно было доказывать его родство с Лагидами: так, видимо, он пытался намекнуть супруге, что тоже имеет право царствовать наравне с нею. Но молодая царица намека не поняла.

Впрочем, многочисленные любовники из спальни царицы исчезли: не получив власти над царством, Архелай получил по крайней мере полную власть над телом жены.

Клеопатра видела своего нового родственника всего несколько раз и то мельком: видимо, сестре хватило того, что один из любовников обратил внимание на подрастающую девочку, и она решила себя обезопасить.

Возможно, спустя какое-то время Архелаю удалось бы уговорить жену сделать его соправителем, но он попросту не успел: всего через три с половиной месяца в Александрию ворвалась римская конница под руководством молодого, но уже достаточно известного полководца Марка Антония; конница являла собой авангард римской армии, которую вел Авл Габиний. Вместе с армией в город вернулся и законный царь, Птолемей Неос Дионис.

– Ну, почему же ты не подходишь к отцу, моя девочка?

А она уже и отвыкла от отцовского высокого голоса.

Отец… Вернись он год назад, она бросилась бы к нему на шею, не обращая внимания на людей вокруг. Плакала бы, прижималась, ждала, когда же папа погладит ее по голове. А сейчас она смотрела на отца – на его довольное, сытое, холеное лицо – и испытывала презрение. Сам сбежал – понятно, если бы остался, мог бы и жизни лишиться. Но как можно было оставить детей? Зная характер своей старшей дочери?

Впрочем, может, папа и не знал, что представляет собой Береника. Он не слишком-то часто общался со своими детьми. И к тому же… к тому же Клеопатра уже не раз думала о том, что отец ее не слишком умен. В таком случае… его можно простить? Да нет, пожалуй, не получится. Глупость трусости не помеха. Отец трусливо сбежал, и заставить себя поверить в то, что на самом деле это было не так, достаточно трудно.