Эмилия Остен - Жена-незнакомка

Она ничего не знала о том, были ли у него любовницы прежде. Наверняка имелись, в армии полно маркитанток, и дворянки тоже зачастую отправляются в приграничные городки, чтобы развлечь кавалеров между военными действиями. И не стоит обманываться добродушием Раймона. Оно свойственно ему, как собаке – мяуканье. Он привык получать то, чего ему хочется. Сейчас ему захотелось Жанну. Потом он уедет, и… И все пойдет как прежде. Только вот она останется с разбитым на осколки сердцем, а Раймон между тем ни слова не сказал о любви. Какими горькими сейчас казались Жанне жизненные уроки Элоизы! Как она хотела бы обмануться, представить хотя бы на некоторое время, что он влюблен в нее и потому хочет находиться рядом! Но нет. Он сам сказал: им нужно завести наследника, и Раймон де Марейль исполняет этот долг так же истово, как и свой долг перед государством. Проще говоря, он поразмыслил и, по всей видимости, решил, что так будет проще. Жанна знала, что привлекательна, раньше ей льстили мужские взгляды, а теперь… Теперь она повсюду видела ложь. Кто обманывает сам, видит обман повсюду.

И все же прикосновения Раймона были такими нежными, а его слова… Он сознался ей в своей слабости – это ли не доверие? Или минутная прихоть? Как жаль, что она не умеет угадывать истинные желания или читать мысли. Жанна вспомнила его зеленые глаза, бородку, которая смешно щекотала кожу, когда Раймон целовал жену, и жар, исходивший от его тела. Вспомнила и зажмурилась, не желая думать об этом больше, однако так стало еще хуже – теперь ничто не отвлекало от воспоминаний. Рассердившись сама на себя, Жанна позвонила, вызывая служанку. Может, этой ночью удастся заснуть.

– Я надеюсь, сегодня все закончится. – Жанна теребила бантик на платье, поджидая вместе с Элоизой Раймона. Он запаздывал. Норбер сказал, что хозяин засиделся в кабинете за работой, а ведь следовало переодеться к балу. Сегодня Жанна предпочла для себя и мужа синюю гамму: ее темное платье с нежно-голубой юбкой, словно изморозью, искрилось серебряной вышивкой; у Раймона синий костюм тоже имелся, спешно подогнанный портными за три дня. Если муж задержится здесь дольше, чем предполагает, стоит обратить пристальное внимание на его гардероб. Имеющегося недостаточно. Дворянин мог ездить в одном и том же камзоле и на прием к королю, и на охоту, а потом пойти на войну, однако для шевалье де Марейля это не слишком приемлемо.

Боже, о чем она думает?..

– Ты полагаешь, будто, получив деньги, твой кузен исчезнет навсегда? Моя дорогая, его не остановят две тысячи ливров.

Тяжелый кошелек висел на поясе у Элоизы, скрытый складками ткани. Узнав о том, что предстоит ехать на бал в Париж, мадам де Салль придумала следующее. Жанна отослала записку в таверну «Королевский петух», где остановился Кантильен, с предложением встретиться на приеме у графа де Буассье. Не следовало привлекать внимание Раймона. Он недвусмысленно дал понять, что разозлится, если Кантильен приедет в замок, а значит, следовало встретиться с кузеном за пределами Марейля. Многолюдный бал подходит для этого как нельзя лучше. К тому же, сказала Элоиза, Жанне вовсе необязательно покидать супруга и самой заниматься разговорами с Кантильеном. Она возьмет сию обязанность на себя и постарается объяснить этому скользкому типу, что больше он ничего не получит.

Кузен ответил согласием, пообещав прибыть к графу не позже восьми, и на том порешили.

– Я полагаюсь на твое красноречие, Элоиза.

– Веселись и танцуй, моя девочка, а я прикрою тебе спину, как говорят фехтовальщики, – усмехнулась мадам де Салль. – И кстати о них: вот и твой супруг.

Раймон спускался по лестнице, облаченный в тот самый костюм, который дался Норберу, портным и Жанне с таким трудом. Но оно того стоило. Зная нелюбовь шевалье к украшательствам, Жанна велела не усердствовать с вышитыми тканями и использовать простой темно-синий бархат, переливавшийся королевскими бликами. Лицо Раймона казалось еще более загорелым по контрасту с белым воротником, опять неведомым образом сбившимся на сторону. Когда муж подошел, Жанна потянулась и расправила тонкие кружева. Шевалье де Марейль тяжко вздохнул.

– Мадам, вы, как всегда, великолепны, но эта великосветская суета повергает меня в уныние.

– Тем странней ваше уныние, что вы сами предложили эту поездку! – весело заметила Жанна.

– Да, так и есть, и уже об этом жалею.

– Такой превосходный танцор, как вы, не должен избегать балов.

Раймон вчера заметил вскользь, что долго танцевать по-прежнему не может, однако надеялся исполнить с супругой входивший в моду менуэт.

– Несколько танцев, мы засвидетельствуем почтение и отбудем!

– Стоит ли ехать в Париж, чтобы сразу сбежать с бала?

Шутливый спор продолжался, пока не сели в карету. Раймон устроился рядом с Жанной, мадам де Салль села напротив, и кучер подхлестнул лошадей. Шевалье де Марейль еще раньше поведал супруге, что кареты терпеть не может, особенно жарким летом, однако признал: если придется проделать весь путь до Парижа верхом, танцевать с женой не сумеет. А ему хотелось.

По дороге говорили о разном, однако Жанна чувствовала, что супруг все же не так напряжен и зол, как некоторое время назад. Стоит ли записать это в заслуги себе – или смирению, которое испытывает умный человек, не имея возможности переломить обстоятельства? Она так и не знала, какой приказ держал его в Марейле и чего именно он ждет. Раймон о многом уже сказал, но не об этом. Жанна подозревала, что откровенности не дождется, и дело не в том, что муж совсем ей не доверяет. Просто мужчинам зачастую не приходит в голову посвящать женщин в свои действия, а еще есть только мужские дела, в которых женщинам нет места. Так говорила Элоиза. И добавляла с горечью, что среди этих чисто мужских дел нет-нет да и затешется сокрытие долгов, прогулки по борделям и прочие неприятности.

Однако сегодня Жанна не стала думать о приказах и о том, как скоро уедет Раймон. Она твердо решила получить удовольствие от этого вечера. Домашний прием Кантильен ей испортил, однако сегодня ему не удастся победить. И Жанна, робея, вложила свою руку в ладонь Раймона. Если он удивился, то никак этого не показал, просто сжал ее пальцы. Так они и ехали, не размыкая рук, до самого особняка графа де Буассье.

Граф жил на Петушиной улице, где селились люди знатные и очень, очень состоятельные, а также особы королевской крови. Совсем недалеко стоял особняк герцога де Лонгвиля, и Раймон отметил, что хорошо бы нанести визит вежливости сестре герцога Энгиенского Анне-Женевьеве, которая уже год была замужем за герцогом де Лонгвилем. Элоиза добавила недовольно, что брак этот нельзя назвать иначе чем насмешкой. Пожилой ловелас, герцог не пропускал ни одной юбки и весьма холодно относился к юной жене. Об этом знал весь свет. Впрочем, не желая никому портить настроение, мадам де Салль опустила язвительные замечания, которые, без сомнения, могла бы произнести.