Эшли Макнамара - Джентльмен-дьявол

Джордж присел, чтобы их лица оказались на одном уровне.

– Почему они тебя так нарядили?

Джек оглядел свою одежду и состроил забавную гримасу.

– Иствик говорит, что я должен это носить. Конечно, мне не очень-то нравится. Курточка жмет, а ботинки натирают ноги.

– И что ты в этом наряде должен делать? – Джордж никак не мог придумать, какую работу может выполнять ребенок его возраста. Для конюшни у него не хватает роста, а для домашней работы – физической силы.

– Они хотят, чтобы я стал посыльным. Но Иствик говорит, мне надо усвоить хорошие манеры и речь.

Джордж поднялся и подошел к окну. Посыльный! Будет выносить горшки из комнат прислуги и чистить хозяйские сапоги! А когда подрастет, то сделает карьеру, и ему поручат разжигать камин. Как Изабелла могла допустить такое? Почему решила, что подобная жизнь лучше ее жизни в Кенте?

– Тебе нравится быть посыльным? – Джордж старался говорить обычным тоном.

– Да вроде ничего. Мне только одежда не нравится, но кухарка дает мне бифштекса, сколько хочу.

Ну по крайней мере он не голодает.

– А что мама говорит про все это?

Джек не успел ответить, потому что из коридора послышалось:

– Где этот мальчишка?

Глаза Джека округлились.

– Мне надо бежать.

Джордж не успел и слова сказать, как малыш выскочил из гостиной. Оно и к лучшему. Джорджу хотелось разбить что-нибудь вдребезги. Невидящими глазами он уставился на портрет денди. «Надо тебя спасать». Если хорошенько ткнуть кулаком в этот холст, легче не станет. И не сделает разговор с Рэддичем проще. В любом случае беседу следует начинать в дружелюбном тоне, а испорченное лицо графского предка едва ли поможет делу.

И кстати, где в этом чудовищном доме скрывается Изабелла? И есть ли у нее право голоса в вопросе воспитания Джека теперь, когда она вернулась в семью? Они действительно приняли ее или она тоже живет здесь как служанка?

Джордж мотнул головой, изгоняя мысли о ней. Все кончено. Изабелла его не простит. Надо принять это и забыть ее. Закончив дела с Рэддичем, Джордж оборвет последнюю ниточку связи с ней. И тогда больше не будет причин думать о ней, лежать ночами в постели и мечтать о сладкой гавани ее тела.

Снова раздался звук шагов, на сей раз более тяжелых и основательных. Кто-то идет. Джордж впился ногтями себе в ладони – пусть боль напоминает, что надо держаться безупречно. От мысли о том, что с Джеком обращаются как с самым низким из слуг, у Джорджа закипала кровь, но усилием воли он взял себя в руки.

Джорджу пришлось ждать несколько недель, пока Рэддич вернется в город. Он ничего не добьется, если позволит вышвырнуть себя из дома за наглость или, хуже того, за насилие.

– Что я могу для вас сделать? – В лице Рэддича не было ничего от небесной красоты и тонкости черт его дочери. За исключением вычурной одежды на портрете его предка, он очень напоминал этого вельможу, правда, нос самого Рэддича был длиннее и тоньше. Чтобы удобнее смотреть сверху вниз на прислугу. – Мы знакомы? – Тон речи соответствовал внешнему виду – холодному и отчужденному. Выразить презрение Изабелла умела не хуже отца. Последние слова Джорджу она произнесла с точно таким же высокомерным видом.

– Разве вам не передали мою карточку?

Ответа не последовало. А стального цвета глаза даже не моргнули.

– Но это не имеет значения, милорд. Я пришел по делу.

Рэддич вздернул подбородок.

– У нас с вами есть дела?

– Я действую от имени Эдриена Саммерсби. – Джордж ожидал, что хотя бы сейчас Рэддич среагирует на его слова, по крайней мере на имя.

– Предполагается, что я должен знать, кто это?

Похоже, он и впрямь состоит изо льда. Но в любом случае гнев Джорджа сумеет растопить этот айсберг, и скоро. Джордж уже чувствовал, как закипает кровь.

– Должен ли я считать, что вы довели до самоубийства стольких людей, что не в состоянии запомнить их имена? – Джордж сунул дрожащую руку в карман и вынул тяжелый кошелек. – Это, так сказать, первый взнос. Позже будет еще. Я намерен вручить это вам, чтобы выкупить доброе имя друга.

Рэддич бросил на него острый взгляд.

– Наслаждаетесь борьбой с ветряными мельницами?

– Что вы имеете в виду черт возьми?

– Вы желаете восстановить честь самоубийцы. – Рэддич наигранно расхохотался. – Каким же будет следующий шаг? Отправите петицию архиепископу, чтобы его достойно похоронили, а потом в суд, чтобы наследникам вернули его добро?

Джордж несколько раз подряд глубоко вдохнул, чтобы подавить нестерпимое желание швырнуть кошелек прямо графу в лицо.

– Вы представляете, что чувствует человек, когда его старый друг сует пистолет себе в рот и нажимает на курок? Я лично имею. И должен сказать, это не очень приятно.

Землистое лицо Рэддича порозовело.

– Вы не можете возлагать на меня вину за то, что ваш друг был слишком труслив, чтобы выполнять собственные обязательства.

– Он был в отчаянии, – прошипел Джордж. Он не позволит себе закричать, дойти до такого состояния, чтобы схватить этого ублюдка за лацканы и как следует вразумить его. – Ваши подручные преследовали его до тех пор, пока у него не осталось другого выхода. И ради чего все это? Ради низкой наживы. Не похоже, чтобы вы жили в крайней нужде.

Джордж сделал жест в сторону щеголя в золотой раме:

– Да вы могли продать пару картин и восполнить убыток. А теперь послушайте…

Джордж взвесил кошелек на ладони. Тяжелый, но, конечно, не такой тяжелый, как беды Саммерсби в его последние дни. И даже не такой, как будущие тяготы Джека.

Джек. Да, один из этих двоих еще жив. И только ему одному придется страдать из-за понятий этого человека о собственности и справедливости. А ведь Джек еще такой маленький. Пройдут годы, прежде чем он сумеет самостоятельно выбраться из этой ямы, если вообще сумеет. Джордж не может обречь малыша на подобную судьбу. У него самого есть печальный опыт того, как могут родственники повлиять на человека.

Что касается вдовы Саммерсби, то у Джорджа достаточно средств, чтобы помочь ей.

– Да, так вот. – Джордж стиснул кошелек. – Я передумал. Я не дам вам ни пенни в счет долга Саммерсби. Можете удавиться от досады.

Рэддич открыт рот. Без сомнения, хотел позвать дворецкого и пару мускулистых лакеев, чтобы выбросить Джорджа из дома.

– Это уже не имеет значения, – успел сказать тот, прежде чем Рэддич крикнул прислугу. – Саммерсби не вернешь. Надо думать о живых. Я передам эти деньги в доверительное управление на имя вашего внука.

Прежний румянец на лице графа сменился двумя безобразными багровыми пятнами.

– У меня нет внука! – взревел он.

– Да, я уже видел, кем вы его считаете – посыльным, мальчиком на побегушках.

– Вы ничего не знаете о моей семье. Ничего.