Кэтлин Уинзор - Роберт и Арабелла

Казалось, они проснулись одновременно и удивленно посмотрели друг на друга. Затем, он быстро перелез через нее и встал с кровати.

– Где мы сейчас?

– К сожалению, нам пришлось вернуться назад. Я не поверил крестьянину и правильно сделал. Он стал следить за нами, но Калиф быстро прогнал его. Мы пробудем здесь несколько часов. – Он вдруг стал серьезным. – Я не сделал тебе больно?

– Нет, – ответила она, перевернулась на живот и стала смотреть, как он одевается. – Ты куда?

– Хочу взглянуть, безопасно ли тут, и раздобыть еды. Мы не ели уже двадцать часов.

– Вот как? Я давно потеряла счет времени. Он погладил ее по голове, когда она села на кровати, подтянул ее к краю и, опустившись на колени, вошел в нее. Сделав несколько резких выпадов, он внимательно посмотрел ей в глаза.

– Я говорил, что, если сделаю это, ты никогда не сможешь думать ни о чем другом. И я, видимо, тоже. – Он печально улыбнулся. – Цыгане считают, что если и можно постичь смысл вселенной, то это по силам только мужчине и женщине, когда они так близки, как мы с тобой сейчас. Постичь его можно в мире, тишине, покое и самозабвении. – Она молча слушала его, завороженная мистическим рассказом, а он ласково гладил ее по голове, словно хотел успокоить. – Один из друзей моего отчима клялся, что ему открылся смысл жизни. Это ощущение длилось у него несколько мгновений.

Арабелла колебалась, не будучи уверена в том, что хочет узнать разгадку.

– Ив чем же он? – спросила она. – Он забыл, – рассмеялся Роберт.

– И хорошо. Никому не следует знать это. Роберт встал и направился к двери.

– Не открывай занавески. Если Калиф залает, не выглядывай. Я вернусь сразу, как только смогу.

Арабелла некоторое время пролежала не шевелясь, затем поднялась, чтобы принять ванну, причесаться, убрать постель и принарядиться. Но, взглянув в зеркало, она увидела у себя на лбу глубокую складку. Дьявольский союз, возникший между ними за последние несколько недель и достигший кульминационной точки прошлой ночью, обладал такой силой, что они теперь были единым существом и не могли снова стать двумя разными людьми.

Когда наслаждение приносило муки, захватывало душу, приводило в восторг, когда ожидание Роберта казалось невыносимым, а его плоть сводила с ума, Арабелла мысленно повторяла: «В конце концов, рано или поздно мы оба умрем». Но эта перспектива лишь помогала смириться с судьбой, вызывала чувство фатального безразличия.

Она вымылась и стала расчесывать волосы, напевая песенку, которую слышала от трубадура незадолго до своего побега. Песенка развеселила ее, прогнала печаль из сердца.

Как только волосы высохли, а спутанные пряди были расчесаны, она накрасилась и, обмотавшись длинным, расшитым золотом шарфом, заколола его на бедре.

Дверь открылась, и она резко обернулась, вздрогнув от неожиданности.

– Мы здесь в безопасности на несколько часов. Дороги подсохли, и мы можем снова двинуться к югу. – Роберт положил на стол сверток. – Это еда. Ты проголодалась?

Роберт стоял в лохани и намыливал себя, когда она принесла ему кусочек грудки каплуна.

Никакие страшные мысли о разлуке или забвении, приступы малодушия или растерянности, страх потерять самое себя в этом дьявольском единении не помешали ей вновь воспылать к нему желанием. Она принесла ему кубок с вином, разбавленным водой. В отличие от европейцев Роберт пил мало.

Он вылез из лохани, растерся полотенцем и склонился к ней. Развернув ее к себе спиной, он заставил ее нагнуться вперед. В таком положении они не видели лиц друг друга, но это и не было нужно, чтобы получать чувственное наслаждение. Арабелла изнемогала от усталости, когда он отнес ее на кровать.

Проснувшись, она обнаружила, что Роберт снова ушел исследовать окрестности. Они нашли укрытие в овраге, таком глубоком, что вековые деревья, стеной обступавшие кибитку, своими кронами почти полностью закрывали небо. Солнце клонилось к горизонту, и Арабелла догадалась, что сейчас около четырех часов вечера.

Она поднялась, провела руками вдоль тела, затем опустилась на пол, уткнулась лицом в ладони и заплакала.

Слезы медленно катились по ее щекам, она тихо всхлипывала. Но вскоре тихий плач перешел в исступленные рыдания – она не сомневалась, что на сей раз он покинул ее навсегда, отправился искать покоя в одиночестве, потому что, покуда они вместе, ему его не обрести.

Она прикоснулась к груди и вдруг заметила, что ее тело за последние несколько дней изменилось. Груди стали нежнее, но даже легкое прикосновение было для них болезненным. И хотя она старалась уверить себя, что дело в его грубости, в ее сердце рос страх, подозрение, недоверие.

Две недели назад у нее должны были начаться месячные. С того дня, когда Роберт научил ее мерам предосторожности, прошло пять недель. Но, открыв для себя неземное наслаждение, о котором она даже не подозревала, Арабелла забыла о них.

Однако он ничего не сказал ей. Может быть, не заметил? Вряд ли. Он всегда все замечал, обо всем помнил. Скорее всего, он решил, что она еще молода и цикл еще не установился. Он, должно быть, надеялся, что все в конце концов придет в норму и месячные начнутся.

А что, если этого не произойдет?

Она тряхнула головой в знак решительного протеста против самой такой мысли и разрыдалась с новой силой.

Она плакала так горько, как могла плакать только принцесса Арабелла, словно ей что-то обещали и не выполнили обещания. Она не могла поверить в то, что забеременела. Что-то должно произойти, это может случиться в любой день, в любую минуту. Беременность в их жизненных обстоятельствах стала бы настоящей трагедией.

Она подняла голову, услышав скрежет ключа в замочной скважине, и поспешно вытерла глаза краем простыни. На ее лице появилась смущенная улыбка.

Арабелла внезапно испугалась, что если Роберт узнает о ее беременности, то возненавидит ее. После того как она доставила ему столько хлопот и они вынуждены были из-за нее обратиться в бегство и искать тихую гавань, которой, возможно, и вовсе не существовало, Арабелла боялась поделиться с ним своими новыми опасениями.

Они обсудили предположительные маршруты и отвергли все их один за другим: Северную Африку, Святую землю. В таком случае Роберту пришлось бы продать не только все свое имущество, но и кибитку с лошадьми, потому что ни один корабль не согласится их перевозить. Да и на то, чтобы все распродать, потребовалось бы много времени, потому что, если найти одного покупателя, можно вызвать подозрения, а то и стать мишенью для бандитов, которые попытаются ограбить и убить владельца столь крупной суммы.

– К. тому же такой женщине, как ты, опасно путешествовать в сопровождении лишь одного мужчины, – сказал он. – Если мы с тобой пересечем границу Каталонии или Ломбардии, что само по себе невероятно трудно, то окажемся во власти воровских шаек, которыми кишат тамошние леса. Мне в голову не приходит место, где у нас был бы хоть малейший шанс…