Нина Роуэн - Опасный флирт

– Прошу вас, скажите, когда они вернутся.

Миссис Дрисколл опять посмотрела на Александра, и от смущения у нее между бровями залегла морщина.

– Я… я, пожалуй, подам чай… Правда?

Сбросив плащ, Лидия направилась в гостиную и закрыла дверь, чтобы Александр не вошел следом. Она опустилась на стул возле окна; ее сердце вместо крови перекачивало по жилам ужас. Дрожащими руками она взяла письмо, сломала печать и развернула бумагу.

Подозрение переросло в болезненную уверенность, когда она стала читать написанные аккуратным почерком слова, пытаясь напомнить себе, что годами опасалась этого. И что надо радоваться тому, что это не произошло раньше.

«Каждая квадратная матрица – это корень ее собственного характеристического полинома».

Снова сложив письмо, Лидия сунула его в карман.

Думай, Лидия! Думай!

Дверь отворилась, и миссис Дрисколл оставила на столе чайный поднос, а затем вышла. Запах печенья вызвал приступ тошноты. Лидия попыталась выпить чаю, но ей удалось сделать только пару глотков, после чего ее желудок взбунтовался.

Лидия схватила декоративную вазу, и ее вырвало. Пот выступил у нее на лбу, дрожащими руками она вцепилась в фарфоровые края вазы.

– Лидия!

Ее сердце подскочило. Слезы заполнили глаза, ослепляя ее. Теплая, тяжелая рука Александра легла ей на затылок.

– Лидия, ступай наверх. Я вызову доктора.

– Нет, я…

– Ты больна. Если ты не…

– Нет! – крикнула она так пронзительно, что Нортвуд отступил.

Закрыв глаза, Лидия глубоко задышала, пытаясь справиться с бурей эмоций, которые лишат ее возможности мыслить здраво, если она не уймет их. Александр унес испачканную вазу. Лидия попила, но ее желудок все еще не успокоился.

Александр почти неслышно ступал по ковру обутыми в сапоги ногами. Лидия заставила себя поднять голову. Он стоял напротив нее, сложив на груди руки, выражение его лица было непроницаемым, но в темных глазах можно было разглядеть тревогу и горькое разочарование.

Ее сердце разорвалось. Она вспомнила, что когда-то верила в то, что Александр способен принять любую правду, любое признание, которое она ему сделает.

И вот теперь пришло время доказательства, и Лидии подумалось, что она впервые в жизни считает, что теория не доказывает ничего.

Она опустила руку в карман. И, не говоря ни слова, протянула ему письмо.

Александр взял листок и развернул. Выражение его лица не изменилось, когда он читал письмо, содержание которого Лидия запомнила наизусть, прочитав его всего один раз.

«Дорогая Лидия!

Поздравляю тебя с обручением. Я ждал этого события, узнав, что ты познакомилась с лордом Нортвудом.

От нескольких коллег я узнал историю семьи его светлости, узнал о разводе его родителей. Похоже, лорд Нортвуд был просто обязан сделать все, чтобы остановить связанный с этим скандал.

Но мне интересно, что скажет его светлость, если ему станет известна твоя тайна… Тайна таких масштабов, что если о ней узнают в высших кругах, то его имени уже ничто не поможет. Более того, она разрушит всю его семью, которую он так отчаянно пытается восстановить.

Не думаю, что ты уже все ему рассказала. Мы должны встретиться с тобой наедине и обсудить, на что ты готова пойти, чтобы сохранить свою тайну».

Должно быть, Александр раз десять перечитал письмо, прежде чем поднял голову и посмотрел на нее. На его подбородке задергалась жилка, мышцы шеи напряглись.

– О чем это? – спросил он.

Забрав у него письмо, Лидия опустила глаза. Ее охватили воспоминания, сердце вело постоянную и бесконечную борьбу с разумом, ей до отчаяния захотелось принадлежать чему-то, кому-то. Перестать думать. Начать чувствовать.

– Это он написал, – сказала она. – Джозеф Коул.

– Так кто же он все-таки? – Голос Александра слегка задрожал от дурного предчувствия.

– Он был преподавателем в Лейпцигском университете, – ответила Лидия. – Моим преподавателем.

– А какую тайну он угрожает раскрыть?

Александр по-прежнему наблюдал за ней – осторожно, отстраненно. Ее все сильнее захлестывали эмоции – любовь, боль, страх, горе, вина, сожаление… Но несмотря на то что она смотрела на мужчину, за которого отчаянно хотела выйти замуж, ее в этом хаосе вдруг стало охватывать странное спокойствие, от которого медленнее забилось сердце, спокойнее потекла в жилах кровь. Глубоко вздохнув, она произнесла недрогнувшим голосом:

– Александр, Джейн мне не сестра.

– Не сестра?..

– Она моя дочь.

В Сент-Мартинс-Холле стояла суета: рабочие и смотрители залов готовили к показу витрины с экспонатами. Сумерки начали затуманивать окна. Огонь в каминах постепенно уменьшался, свет в огромных люстрах слабел.

Джейн остановилась в отделе выставки, где были представлены образовательные экспонаты по естествознанию. Вдоль стен стояли стеклянные витрины с засушенными растениями, костями животных и всевозможными другими предметами, разложенными по стеклянным банкам. На столах были расставлены коробки с насекомыми и бабочками с расправленными крылышками, с жуками, панцири которых так и блестели в неровном свете. Джейн взяла в руки бутылку, в которой лежали оболочки нескольких палочников.

Ей стало не по себе, чуть затошнило. Поставив бутылку на стол, она подняла глаза на темнеющие окна над высокой галереей, с трех сторон окружавшей большой зал. Она оставила мистера Холла и Каслфорда в китайском разделе, где они завершали свои дела, пообещав вернуться через полчаса.

Джейн осторожно выдохнула. Она понятия не имела, как найти мистера Коула, если он действительно здесь. Она посмотрела на витрину с саранчой и тутовыми шелкопрядами. По телу пробежала дрожь. Какими бы интересными ни казались ей насекомые, ей было вовсе не по нраву видеть их мертвыми, под стеклом, приколотыми булавками к бумаге.

Отойдя от витрины, Джейн направилась к секции, расположенной под галереей. По меньшей мере две дюжины напольных глобусов – земного шара и небесных – стояли рядом с витриной, буквально набитой карманными глобусами. Джейн раскрутила один из небесных глобусов, разглядывая созвездия, изображенные в виде мифических персонажей и животных.

Еще один небесный глобус был сделан из толстого, тяжелого стекла и стоял на огромной чугунной подставке и медной чаше весов. На поверхности глобуса, наполовину заполненного голубой жидкостью, были выгравированы звезды и кольца параллелей и меридианов. Джейн взялась за глобус обеими руками и слегка приподняла его, не вынимая из полукруглой скобы, наблюдая за тем, как жидкость перетекает внутри стеклянной сферы.

– Здравствуй, Джейн.

От низкого и приятного мужского голоса кожа Джейн покрылась мурашками. Ее сердце тяжело забилось, когда, повернувшись, она увидела высокого сухопарого джентльмена, стоявшего у черной лестницы; в стеклах его очков отражался свет, поэтому она не видела его глаз.