Майя Бэнкс - Юная жена

— Я люблю тебя, Эвелин. И заставлю тебя это услышать, чего бы мне это ни стоило.

— Я хочу, чтобы в отношениях Армстронгов и Монтгомери наступил новый этап, — сказал Тэвис, когда служанки подавали кубки с элем ему, а также Грэму, Боуэну, Тигу, Броуди и Эйдену.

— Слушаю тебя, — отозвался Грэм.

Его братья обменялись взглядами, затем оба посмотрели на Грэма. Грэм сознавал невероятность момента. Немыслимое событие происходило благодаря голубоглазой золотоволосой девушке, которая ворвалась в его жизнь, и заставила забыть о ненависти, мести, и научила любить.

— Вместе мы представляем силу, с которой ничто не сравнится, — сказал Тэвис.

Эйден кивнул в знак согласия. Было ясно, что Броуди тоже поддерживает отца. Он сидел сбоку, и в его лице не было ни озлобления, ни насмешки. Казалось, он тоже желает мира.

— Никто, даже король, не сможет нанести поражение объединенным силам наших кланов, — говорил Тэвис. — Это не значит, что я призываю к восстанию. Я просто указываю на преимущества искреннего союза между нами. Искреннего, а не навязанного со стороны.

Грэм набрал в грудь побольше воздуха и еще раз взглянул на братьев. Те, поймав его взгляд, едва заметно кивнули. Тогда Грэм обратился к вождю Армстронгов:

— Я согласен.

В глазах Тэвиса появились такое облегчение и такая радость, что Грэм удивился.

— Хорошо, что десятилетия кровавой междоусобицы останутся позади. И не только ради благополучия моей дочери, но и ради твоих детей, Грэм, и детей моих сыновей. Вместо вражды мы можем заключить нерушимый союз, который обеспечит будущее обоих наших кланов.

Грэм кивнул, напряжение последних часов постепенно оставляло его, уступая место миру и спокойствию. Он принял правильное решение. Конечно, до Эвелин это было невозможно, но сейчас он хотел, чтобы их с Эвелин дети выросли под защитой обоих кланов. Нельзя, чтобы люди, подобные Йену Макхью, угрожали всему, что ему так дорого.

Тэвис протянул ему руку.

— Принесем новую клятву, не кровную, а данную свободно и без принуждения.

Грэм через стол протянул старому лэрду свою руку.

Тэвис пожал ее с удивительной силой.

— Я хочу участвовать в жизни моей дочери. Хочу увидеть ее детей, моих внуков.

Грэм прекрасно понял, о чем его просит Тэвис Армстронг. А тот просил ни больше ни меньше, как о разрешении являться во владения Монтгомери. Свободно. В любой момент. Просил, чтобы Грэм открыл перед Армстронгами ворота своей крепости, чтобы с нынешнего дня они действовали как одна… семья.

Мысленно Грэм обратился к своему покойному отцу: «Прости, но я больше не могу идти дорогой, которой следовал последние годы. Я люблю Эвелин. Она для меня все. Она важнее, чем месть тем, кого я считаю виновными в твоей смерти. Пожалуйста, прости».

Он посмотрел в глаза Тэвису.

— Ты всегда будешь желанным гостем во владениях Монтгомери. Эвелин будет счастлива встречаться со своей семьей, которую так любит. И надеюсь, ты вскоре получишь внуков, о которых мечтаешь.

— Ты хороший человек, Грэм, — внезапно охрипшим голосом произнес Тэвис. — Я представить себе не мог, что мы вместе будем сидеть здесь и говорить о семейных встречах и внуках. Ты многому научил меня, старого уже человека, научил добру. Как легко было бы тебе возненавидеть Эвелин и мстить ей за силой навязанный брак, за союз с людьми, которых ты ненавидишь. А ты проявил к ней доброту.

Страх наконец ушел из сердца Грэма. Его больше не угнетали бремя ненависти и жажда мести. Глядя на Тэвиса Армстронга, он не видел перед собой человека, которого ненавидел большую часть жизни. Перед ним был отец, который любит свою дочь и мечтает о лучшем будущем для нее и своих внуков.

— Сегодня мы празднуем благополучное возвращение моей дочери, — провозгласил Тэвис. — Пусть будет пир в ознаменование нашего нового союза. Наступил новый этап в истории наших кланов. Утром мои сыновья и твои братья отомстят за зло, которое Макхью причинили обоим кланам.

— Ты в силах спуститься вниз на сегодняшний праздник? — спросила Робина Армстронг дочь.

Эвелин улыбнулась и кивнула:

— Да, я хочу быть с мужем и семьей. Это радостное событие. Я больше не боюсь Йена Макхью.

Мать улыбнулась и прижала Эвелин к груди.

— Тогда пойдем поищем тебе что-нибудь нарядное. У меня найдутся платья, которые тебе подойдут.

Через час волосы Эвелин уже были приподняты впереди драгоценным гребнем, а сзади падали на спину золотистыми волнами. Она надела платье цветов осеннего неба, в ткани которого переплетались желтовато-коричневые, янтарные и золотые оттенки. Каждый стежок наряда был выполнен мастерски и лежал точно на месте. Эвелин сияла как тысяча солнц, и даже ссадины на лице не портили ее красоты.

— Мужчины ждут, — поторопила дочь Робина. — Пойдем, пока они не потеряли терпение. Нас ждут, чтобы начать праздник.

Следуя за матерью, Эвелин спустилась по лестнице и, когда они вошли в зал, нашла взглядом мужа, который стоял у огромного камина. Ей тут же вспомнился день, когда она в первый раз увидела Грэма Монтгомери: тогда он стоял на этом же месте, — и она почувствовала в ушах вибрации его низкого, рокочущего голоса. Он заворожил ее с самого первого дня.

Грэм обернулся, увидел Эвелин и со счастливой улыбкой поспешил через зал ей навстречу.

Робина улыбнулась, рассталась с Эвелин и пошла к своему мужу.

Грэм остановился перед женой и протянул руку:

— Ты прекрасно выглядишь, дорогая.

Эвелин взяла его под руку и позволила отвести ее поближе к огню, где все ждали, когда Тэвис позовет к столу. Рядом Боуэн и Тиг разговаривали с Броуди и Эйденом, но, увидев Эвелин, умолкли и подошли к ней и Грэму.

Боуэн поцеловал ее в щеку:

— Я рад, что ты так хорошо выглядишь, маленькая сестричка.

Эвелин просияла и в ответ тоже поцеловала его в щеку.

— Благодарю.

Тогда Тиг тоже наклонился и поцеловал ее в другую щеку.

— Ты потрясающая девчонка, Эвелин. Я рад, что ты на нашей стороне.

Эвелин рассмеялась. Радость и счастье переполняли ее.

Грэм оглядел быстро наполняющийся зал и посмотрел на хозяина замка. Тэвис чуть заметно наклонил голову, и тогда Грэм повел Эвелин к помосту и усадил во главе стола, где, по всем правилам, полагалось сидеть ее отцу. Эвелин нахмурилась, когда муж повернул ее боком к столу и лицом к залу. Потом, к ее несказанному удивлению, он встал перед ней на колени и взял за руку.

— Закрой глаза, — ласково попросил он.

Ни о чем не спрашивая, Эвелин подчинилась, закрыла глаза и оказалась в темноте. Впечатление было неприятным — она ничего не видела и не слышала, — но руки Грэма согревали ее ладони, а Эвелин знала, что, когда он рядом, ничего плохого с ней не случится.