Сергей Степанов - Царская невеста. Любовь первого Романова

Вдоволь потешившись, подруги сошли с качелей.

– Ох, голова кружится! – говорила Милюкова. – Вот веселье!

– Мне грустно гораздо, – призналась Марья.

– Отчего бы, кажется! Какое счастье тебе привалило! Вовек того счастья не избыть!

– В чем счастье-то? Растолкуй!

– Как же! Ты царица! В светлых чертогах живешь, все тебе низко кланяются.

– Разве в том счастье? Вот попугай за золочеными прутьями живет, в пол-аршина вся его обитель. Ласточка гнездо из глины лепит, зато на воле летает. Кто из них счастливее?

– Конечно, попугай! – убежденно сказала Милюкова. – Стоит попугаю крикнуть «Жрать!», как к нему бегут со всех ног, несут миндальные орехи, каких не всякой дворянке доведется отведать. А ласточка по нужде букашек ловит. Даже сравнивать нечего!

– Эх, не понимаешь ты меня! Ну да ладно, пойдем еще покачаемся.

И вновь взмыли вверх качели. Машка свистнула по-разбойничьи от избытка чувств. Все выше качели, выше! Ближе к оконцу, чтобы выпорхнуть на волю! Краем глаза царица увидела бабу Бабариху – комнатную бабу Секлетею Боборыкину, торопливо проскользнувшую в сени. Беда! Попались! Сейчас побегут шушуньи в келью к старице Марфе, донесут, что невестка тешила себя играми в постный день. От досады Марья прикусила губу. Милюкова тоже заметила старуху. Остановив качели, она грубо спросила комнатную бабу:

– Чего надобно, старая карга?

Не обращая внимания на ближнюю боярышню, Бабариха бросилась к молодой царице и в священном трепете зашептала:

– Великий государь пожаловал!

Царь и великий государь Михаил Федорович всея Руси изволил взойти на светлый чердак, оставив в сенях сопровождавших его ближних людей. Его приход был неожиданным и необычным. Видать, государь очень скучал по невесте, раз решился на нарушение старинных обычаев. Марья в пояс поклонилась государю.

– Как изволила почивать после обеда, Машень… – Государь на мгновение замялся, но тут же поправился: – Государыня Анастасия Ивановна?

– Благодарствую, великий государь. Сон был легким. – Марья умолчала о страшном сновидении.

– Нет ли в чем нужды? – продолжал расспросы Михаил Федорович.

– Всего вдоволь, великий государь. Нечего и пожелать.

– Я к тебе с гостинцем! – застенчиво улыбнулся царь. – Хотел послать с окольничим, потом подумал: нет, сам обрадую ненаглядную невесту.

Государь открыл плоскую серебряную шкатулку, в которой в бархатных влагалищах лежало несколько мелких предметов. Он по очереди извлекал их из влагалищ и с удовольствием объяснял назначение каждого:

– Вот кожух хрустальный, а в нем зуботычки серебряны. А это уховертка чистить уши от серы. Свистелка звать слуг. Осла бела кизылбашская, чтобы точить ножичек.

Марья равнодушно смотрела на уховертку, свистелку и белый оселок. Поняв, что невеста не разделяет его восторга, государь смутился и закрыл шкатулку.

– Хочешь, я велю прислать из своих покоев резной поставец на подножках? Заморские купцы привезли. В нем стекло, а под стеклом младенец слеплен из воска. Прехорошенький такой младенчик, расписан красками яко живой и улыбается ангельски.

– Заводится пружиной и двигает членами? – полюбопытствовала Марья.

– Нет, просто восковая куколка, – недоуменно ответил царь.

Марья тихо вздохнула. Не царское дело тешиться восковыми младенцами. Иное дело часы со слоном. Глядеть любопытно и каждый раз ломаешь голову, как он двигается. Признаться, Марья ранним утром, когда все спали, уже испытывала слона разными способами. Не давала ему поднимать ногу, держала за хобот. Она догадалась, что продолжительность движения зависит от количества поворотов ключа, который торчит сбоку от циферблата. Сквозь ажурную беседку на спине слона были видны колесики, и Марью так и подмывало добраться до нутра боевых часов. Говорят, в Оружейной палате множество подобных диковин, а государь забавляется куколками. Она попросила:

– Великий государь, укажи мастерам Оружейной палаты найти для меня игрушку, которая двигается от пружины. И пусть похитрее разыщут.

– Непременно укажу. Сам схожу в Оружейную, пусть при мне выберут, – обещал царь. Глядя на грустное лицо невесты, он робко осведомился:

– Дозволь, приступить к тебе с опрятством. Что, государыня, опечалилась еси?

– Сама не ведаю… Кручина на сердце…

На лице Михаила Федоровича, поросшем реденькой бородкой, отразилось искреннее огорчение. Царь растерянно поморгал ресницами, потом неуверенно предложил:

– Может, съездить на богомолье к Троице?

Марья призадумалась. Вырваться из светлого чердака, чего лучше! Посмотреть, что там происходит за кремлевскими стенами! Прокатиться с ветерком, поглазеть на оживленную дорогу, на богомольцев, бредущих к Троице. Вот только возили ее уже. Была на Крутицком подворье, и к Николе Явленному возили, и к Иоанну Предчете, что в Коломенском. Ничегошеньки она по дороге не видела через плотно закрытые окошки. Впрочем, если самой исхитриться и выглянуть в окошко, что увидишь? Везут ночью, чтобы никого не встретить по пути. А если попадется случайный путник, его плетью сгонят с дороги. В монастырь тоже въезжают ночью, когда ворота заперты и нет ни одного богомольца, а всем монахам наказано тихо сидеть по кельям. В полутемном храме ни души, только свечи теплятся у икон. Вот и все богомолье. Да и повезут тихим ходом. Умрешь с тоски в душном возке, глядя на постные лица верховых боярынь.

– Нет, не хочу, – сказала Марья, – в другой раз.

– Как же развеять тоску? Позвать в крестовую четчика? Пусть почитает Великие Четьи-Минеи.

Марья только вздохнула. Михаил Федорович предложил другое развлечение:

– Кликнуть старуху-сказочницу… Пусть расскажет из божественного… Про святых угодников…

Марья обернулась к Милюковой, стоявшей в дальнем углу палаты, опустив очи, как подобает скромной боярышне.

– Эй, Машка! Хочешь послушать про мученика Василиска?

Милюкова вздрогнула как кобыла, ужаленная слепнем в самое нежное место. Великий государь совсем растерялся. Он не знал, что придумать.

– Не хочешь про угодников Божьих? Про что же хочешь послушать?

– Про что?.. Не знаю… Послушала бы про заморские страны. Как там живут, какие у них нравы и обычаи.

– Занятно! – кивнул головой Михаил Федорович. – Только кого кликнуть? Из Посольского разве? Подьячий Сукин в заморских краях бывал.

Марья скривилась при одном упоминании Сукина. Дьяки и подьячие Посольского приказа хитрые и двуличные, как на подбор. Марья убедилась, что их бесполезно расспрашивать о чужих краях. Молчат, словно опасаются выдать посольские тайны. Недавно Марья беседовала с дьяком Семеном Заборовским, который распоряжался казнью воренка. За эту ли или иные заслуги с Заборовского сняли опалу и вернули в Посольский приказ. Марья спросила дьяка, можно ли ей поговорить с иноземными послами. Заборовский отвечал: