Рене Бернард - Опаловый соблазн

— Вы победили, — признал он и, как положено, щелчком указательного пальца сбил своего короля, официально признавая поражение. — Сдаюсь.

Войдя в комнату с пустым подносом, чтобы забрать у них полупустые тарелки, миссис Макфедден кашлянула и бросила Дариусу быстрый неодобрительный взгляд, однако промолчала, когда тот ответил ей дерзким взглядом, провоцируя испортить вечер.

— Спасибо вам, миссис Макфедден, — спокойно сказал он.

— Да, спасибо вам, миссис Макфедден, — поддержала его Елена с тревогой на лице. — Мы… не хотели доставлять вам лишние хлопоты.

— Пустяки. — Суровый взгляд экономки смягчился. — Впредь я буду подавать вам обед сюда, раз вы так предпочитаете, и укорочу себе дорогу на несколько шагов. Но вам, мистер Торн, стоит следить за временем. Уже поздно, и леди пора отдыхать.

Взглянув на часы на камине, Дариус поразился, насколько он и Елена потеряли представление о времени.

— Так и есть!

Елена встала, и он тотчас поднялся.

— Я пойду, мистер Торн, если только вы позволите мне уйти победителем. Это была замечательная игра. Спасибо, что оказались таким терпеливым учителем.

— Завтра вечером мы устроим матч-реванш и посмотрим, так же ли вы любезны в случае проигрыша, — поддразнил он ее.

— В этот первый раз вы позволили мне выиграть, но я все равно получила удовольствие, сэр! — Она присела в реверансе и царственно удалилась из комнаты.

А Дариус, забыв о своей экономке, смотрел ей вслед.

Это, пожалуй, лучшая шахматная партия из всех, что он сыграл за свою жизнь!

Миссис Макфедден снова кашлянула, и Дариус вздохнул — нечего надеяться на то, что она будет долго держать при себе свое мнение.

— Она не котенок, которого принесли в дом с холода.

— А в чем дело? Разве я предлагал ей молоко и предупреждал о нашествии паразитов в конюшню, чтобы у вас создалось такое впечатление?

— Я никому ничего не сказала о ее появлении и не собираюсь нарушать свои обещания, но вы решили, что будете делать дальше? — продолжала она, оставив без внимания его слова.

— Я уже делаю именно то, что должен делать. Я даю ей время выздороветь и прийти в себя, пока не придумаю хороший план, как не подвергнуть ее опасности. — Он пошел к центру комнаты, на ходу собирая бумаги с кресел и разных других поверхностей. — Кроме того, Хеймиш уверяет, что ее лошади требуется на поправку по меньшей мере еще три недели, поэтому нет необходимости спешить.

— Не понимаю, при чем тут вообще ее лошадь. В мире существуют другие способы путешествовать! У вас есть собственный хороший экипаж и…

— Я не отправлю ее, пока не буду твердо уверен, что у нее есть куда идти.

— Мне она начинает нравиться, так что не смейте неправильно толковать мои слова, — неодобрительно проворчала миссис Макфедден. — Видя ее, невозможно не растаять, но для вас это не безопасная игра. Вы холостяк, и все это вызовет настоящий скандал! Если муж найдет ее здесь… в вашем обществе…

— Не найдет, и мы не нарушили никакого закона, спасая ее от холода. — Дариус принялся складывать карты. — Но будь я проклят, если…

Дариус не позволил себе высказать до конца свою мысль. Чем он мог пригрозить? Он поклялся защитить ее от опасности, но если появится ее муж и потребует выдать ее, если сама Елена согласится вернуться к нему — все может пойти прахом. Елена была настолько запугана своим мужем, что убежала от него, и ей вряд ли хотелось лишаться с трудом завоеванной свободы. Однако Дариус по собственному опыту был знаком с непредсказуемыми, нелогичными последствиями жестокого обращения.

— Мне все равно, чем я рискую. — Дариус вздохнул. — Если дело обернется плохо, я пойду на все, чтобы затаить о непричастности к этому вас и Хеймиша. Я так решил и возьму вину на себя.

— Я беспокоюсь вовсе не о себе и не об этом грубияне. Она такая прелесть, — тихо добавила миссис Макфедден. — Следите, чтобы из-за этого сумасбродства не проиграть больше, чем шахматную партию!

— Это именно вы поощряете развлечения! — Дариус наконец дал волю возмущению. — Следите за своим поведением, миссис Макфедден! Я не школьник, который нуждается в присмотре, а вы не родственница, чтобы так бесцеремонно вмешиваться! Елена не сделала ничего плохого, и я… отвечу за свои поступки. Я джентльмен и ученый. И на этом конец!

Никогда прежде он не отчитывал ее, но взять свои слова обратно не мог и приготовился к язвительному ответу однако такового не последовало.

— Понятно. — Экономка убрала руки с бедер вниз. — Вы завтра едете в город? Это будет вторник.

Неожиданное проявление милости.

— Да. Передайте Хеймишу, что мы, как обычно, поедем в Эдинбург. — Дариус небрежно положил стопку карт на уже загроможденный письменный стол. — И, миссис Макфедден, прошу вас, узнайте, какие вещи необходимы нашей гостье, а я постараюсь купить в городе то, что нужно.

— Да, сэр, — кивнула миссис Макфедден и крепко сжала губы.

Выйдя с подносом из комнаты, она плотно закрыла за собой дверь, а Дариус медленно опустился за письменный стол.

Елена была знатной леди благородного происхождения. Он понимал, что не хочет признавать, с какой именно степенью знатности, возможно, вступил в единоборство.

Может ли она быть женой недавно возвысившегося человека? Какого-нибудь самодовольного барона или сквайра, спаси, Господи!

Оставив кресло, он принялся ходить по комнате.

А что, если он барон? Здесь его логика трещит по всем швам. Словно будь ее муж каким-нибудь провинциальным джентльменом, это означало бы, что он сумеет подкупить его раненую гордость. Или что его было бы легче убедить отпустить жену, или что он менее упрям. Маленький терьер может быть грознее шотландской борзой, и он знает достаточно деревенских чинуш и университетских должностных лиц, чтобы понимать, что даже малая крупица власти может превратить людей в цепких гадюк.

Но даже гадюки имеют свою цену.

«Отшельники» уже приобрели себе одного неизвестного врага, и Дариус не оставлял без внимания тот факт, что, усложняя собственное положение, мог неумышленно добавить неприятностей всем остальным. Но он знал, что среди «Отшельников» нет человека, который не сделал бы того же самого, чтобы защитить попавшую в беду женщину, — и ни единого человека, кто посоветовал бы ему выгнать ее.

Раздвинув тяжелые шторы, он не увидел ничего, кроме собственного отражения в стекле, и оно прервало его размышления. Дариус никогда не был тщеславным человеком и никогда не видел никакой пользы от созерцания собственной внешности. Всю жизнь он был больше сосредоточен на своем внутреннем мире и способностях своего мозга, чем на чем-либо другом. Эйш Блэкуэлл за время их дружбы не раз отчитывал его за то, что он не следит за модой или забывает наслаждаться прелестями жизни.