Рене Бернард - Опаловый соблазн

— Вы уже уехали в Лондон, а мы не закадычные друзья, чтобы вы открыли мне свои самые сокровенные тайны. — Дариус сделал один маленький глоток вина. — Возможно, у меня появилось бы больше шансов на это, если бы я имел рукопись, достойную рассмотрения. Но, как я сказал, никто ничего не рассказывает, и ваши личные подвиги остались при вас. Однако бояться нечего, это была дурацкая затея.

— Не спешите, — остановил его Ричард, подняв руку. — Идея не совсем плоха. Это как с лошадью. Думаю, вы просто подошли не с той стороны.

— Несомненно. — Дариус покачал головой. — Что ж, оставлю вам счастливую возможность написать когда-нибудь воспоминания, а я смирюсь с собственной скромной судьбой.

«Проклятие. Это вы глядит в лучшем случае неуклюже. Но его эго — это зрелище, которое нужно видеть… У него такой вид, словно он разрывается между гордостью за свои сексуальные доблести и настоятельным желанием дать мне пощечину за то, что не восхищаюсь каждой его прихотью».

— Это художественный образ, Торн. Баланс боли и удовольствия, наказания и вознаграждения. Вы разыскали «Бархатный дом»?

— Разыскал, — кивнул Дариус, проглотив появившуюся при воспоминании о нем желчь.

— Будьте честным, Торн, вы попробовали что-нибудь юное? Более чистое, менее подготовленное? — Ричард жестом попросил девушку принести еще бутылку — Мне нравится, когда они немеченые. Тогда я сам могу расписать их по собственному желанию.

Расписать? Боже правый, он говорит о рубцах и синяках, которые оставляет на тех несчастных детях.

— Вам это не надоело? Все это так… скучно.

— Глупости! Боль служит для того, чтобы разогреть шлюху, и они втайне наслаждаются ею. Когда я подобным образом обращаюсь с женщиной, когда она даже не дышит, пока я ей это не разрешу, ничто не может сравниться с этой властью. И они не возражают против обучения. Особенно если я бросаю на пол несколько лишних монет.

«Замечательно. Есть ли на свете дьявол, который пожелал бы быть его приятелем?»

— Я думаю. — Дариус зевнул. — Быть таким пресыщенным для меня трагедия. После сегодняшнего вечера я буду прокладывать собственный путь, ваша светлость.

Фыркнув, Нидертон достал что-то из внутреннего кармана пиджака.

— Вот. Возьмите пароль к адресу на этой карточке.

— Что это?

— Весьма необычное место, которое, гарантирую, прогонит даже ваши, Торн, скуку и уныние. Лично у меня оно вот уже много лет пользуется исключительным предпочтением. — Ричард одним глотком допил свой портвейн и встал. — Я бы сам проводил вас, но меня там слишком хорошо знают.

— Я подумывал поехать в «Грей». — Дариус самоуверенно произнес последнее название из короткого списка.

Ричард изменился в лице, его взгляд на мгновение сделался ледяным, но затем мужчина овладел собой.

— Не трудитесь. Заведение не стоит вашего времени. Дни его славы остались в далеком прошлом.

— Вы очень любезны, ваша светлость. — Встав, Дариус протянул ему руку.

— Это правда, — без всякого стеснения согласился Нидертон, собираясь уйти. — Но чтобы вы преисполнились еще лучшего мнения обо мне, дам вам небольшой совет. В следующий раз, когда найдете одну из моих лошадей, признавайтесь в этом быстрее!

— Не продадите ли мне это животное?

— Никогда! У меня на него свои планы.

— Планы?

— Я использую его, чтобы, когда придет время, преподать урок жене. — В глазах Нидертона вспыхнула злоба.

Проклятие.

— А где ваша жена, ваша светлость? — Дариус пристально посмотрел на него, как сделал бы любой человек, стоящий рядом с воплощенным дьяволом.

— В столице, как мне недавно стало известно, — ответил Ричард с мрачной улыбкой. — Мистер Джарвис всецело занимается этим делом, так что, как я надеюсь, ждать не долго. — Надев цилиндр, он коснулся полей, как бы отдавая честь Дариусу. — Приятного вечера, мистер Торн. И если вы так ничего и не почувствуете после посещения того дома… — Ричард кивком указал на карточку, которую Дариус так и держал в руке, — то отстегайте шлюху и посмотрите, не сработает ли это.

Дариус подождал, уверившись, что Нидертон на самом деле ушел, расплатился с мадам за портвейн и направился к ожидавшему его экипажу, но успел дойти лишь до соседнего фонарного столба, где его и стошнило в канаву.

— Он знает, что ты в Лондоне.

Как только Дариус вошел в комнату, Изабель подняла голову и вскочила с кресла у камина. Рассвет только что наступил, и от звуков пробуждающегося к жизни дома все казалось необычным.

— Ричард знает, — повторила она. Изабель дрожала, но, сохраняя спокойствие, пыталась осмыслить, что это означает для них обоих, и понять настроение Дариуса.

— Почему ты не удивляешься? — Дариус направился к ней. — Что ты скрываешь от меня?

Ее захлестнула волна стыда, такая мощная, что Изабель едва не задохнулась.

— Это моя вина. — Она медленно опустилась обратно в кресло.

— Расскажи мне. — Опустившись перед ней на одно колено, Дариус взял ее руки в свои.

— Вчера после твоего ухода я… узнала, что ему сообщили о том, что я нахожусь в городе. Не именно этот адрес, но… — Она прерывисто выдохнула, борясь с нарастающим страхом. — Пришло письмо. От моей матери.

Изабель словно видела, как быстро заработал его мозг, начав складывать элементы пазла.

— Мать написала тебе сюда?

Изабель отрицательно покачала головой.

— Для ответа я дала адрес «Гроува». Теперь понимаю, что этого нельзя было делать. Миссис Клей отдала письмо мистеру Радерфорду… и он, я думаю, отправил его с курьером. — У нее были готовы пролиться слезы, но она боролась с ними. — Я написала матери, так как подумала, что, если бы она знала правду, возможно, существовал хотя бы какой-то шанс… Если бы я рассказала ей самое страшное… родители, быть может, поддержали меня и помогли бы нам.

Достав из кармана юбки оскорбительное письмо, Изабель дрожащими пальцами протянула его Дариусу. Он быстро ознакомился с его содержанием, и в его глазах вспыхнули возмущение и отвращение. Заметив его изменившееся выражение, Изабель ощутила, как ледяной шип страха впился ей в желудок, и приготовилась к нотации и наказанию, которые заслужила. Но когда Дариус снова взглянул на нее, у него на лице не было ничего, кроме сочувствия.

— Не по-христиански так говорить, мисс Изабель Пенли, но мне очень не нравится ваша матушка!

Изабель почувствовала, как от облегчения у нее внутри начинает булькать странный смех, и прижала ко рту пальцы, чтобы не хихикнуть.

— Я вас прощаю.

— Мне очень жаль, Изабель. — Он поцеловал ей руки. — Дочь никогда не должна переживать такое.

— Но ведь из-за меня ты подвергаешься опасности, разве нет? Я… я боялась, что ты разозлишься. — Изабель проиграла свою битву со слезами, и они покатились по щекам. — Я хотела помочь, а не просто сидеть, ничего не делая.