Элизабет Эссекс - Страсть и скандал

Танвир слегка отодвинулся. Отсутствие тепла и уютной тяжести мужского тела показалось Катрионе горестной утратой. Но прежде чем она успела снова привлечь его к себе, Танвир нашел ее руки, и их пальцы сплелись. А затем он встал на колени между ее ног, заставляя раздвинуть бедра. Катриона казалась себе такой уязвимой, такой открытой его взгляду! Это переходило границы ее опыта и даже воображения. Она чувствовала, как ложится на нее его тяжелое тело. А потом было бархатное прикосновение мужской плоти и проникновение — он медленно прокладывал себе путь в ее теле, пока не вошел полностью.

— Кэт. — Он произнес ее имя как молитву, как обет неведомому божеству, которое могло бы благословить их обоих небесным блаженством.

Для Катрионы все смешалось — давление и жар, боль и радость. Волна следовала за волной, и Танвир тоже начал двигаться. Как прибой — то накатывая, то отступая. Медленно накапливая силу, пока течение не захватило и не увлекло его самого. С его губ слетел звук, в котором были и мука, и благоговение. Будто волна не могла больше сдерживаться, чтобы не обрушиться на берег со всей страстью! Он перенес тяжесть тела на руки, туда, где они сплетались с ее руками поверх ее головы. И Катриона чувствовала, как ее тело изгибается навстречу Танвиру и он проникает в нее снова, потрясая до самого основания женского естества. И еще сильнее, потому что, нагнувшись, он прихватил ее грудь зубами, посасывая, обливая ее потоком блаженного тепла, от которого звенела каждая клеточка ее тела.

Катриона снова поднялась ему навстречу в ненасытной жажде ощущения его плоского живота на своей коже. Жажды его силы. Еще, еще!

Но он отпустил руку Катрионы, и она обняла его голову, чтобы прижать к своей груди, где наслаждение расточалось ей столь щедро. Но и его рука не бездействовала, скользя вдоль ее плоского живота и ниже, по гладкому обнаженному лону. Нежно дразнил он кожу, такую беззащитную, прежде чем раздвинуть складки плоти и невесомо коснуться того места, где совсем недавно побывал язык. Вихрь ощущений снова подхватил Катриону, унося на край Вселенной.

Танвир был с ней, сжимая в объятиях, улетал вместе с ней с земли и парил в безмятежном звездном океане. Тело Катрионы еще дрожало в блаженном воспоминании, а сердце мало-помалу замедляло свой ритм. Казалось, прошла вечность, прежде чем она нашла в себе силы хотя бы открыть глаза. Танвир лежал на боку рядом с ней. Убрал волосы, упавшие ей на висок, нагнулся и поцеловал.

— Останься со мной.

— Да. — Экстаз еще не отпустил ее, и она нежилась, упиваясь сладостной истомой. Ее страсть насытилась, и она знала, что была права, поддавшись соблазну. Жаль, что это ощущение не может длиться вечно. Мир, с его заботами и тревогами, не оставит ее в покое.

— Нет. — Приподнявшись на локте, Танвир взглянул на нее. В его низком хрипловатом голосе она слышала нечто иное, нежели просто ленивая, сытая истома. Он явно хотел что-то объяснить ей.

— Будь со мной. Всегда. Уедем отсюда вместе! Сейчас же. Сегодня ночью.

Облегчение и радость хлынули ей в душу. От счастья закружилась голова. Только что Катрионе казалось, что большего счастья быть не может — счастья более полного и совершенного, — но она ошибалась. Она поняла, что желание ее сердца исполнилось. Голова закружилась от восторга, и дыхание перехватило от смеха.

Катриона бросилась ему на грудь, чтобы заглянуть в теплую глубину зеленых глаз. Чтобы знать наверняка, что все поняла правильно, что и Танвир ее понял.

— Вы правда этого хотите? — спросила она. Но потом решила, что ответа дожидаться излишне. — Да. Я поеду с вами куда угодно.

Его ответная улыбка была как драгоценный дар.

— Куда мы захотим.

— Да, — повторила Катриона и громко рассмеялась, потому что счастье опьяняло ее и было так чудесно повторять это слово снова и снова. — Да. Да. — Обвив его шею руками, она в знак согласия стала покрывать поцелуями его ключицу и ямку под горлом, где могла чувствовать, как бьется его сердце, — ее губы ловили этот стук.

— Слава богу. — Он явно обрадовался. — Ты даже не представляешь, на что я был готов пойти, если ты ответишь отказом.

Катриона никогда не слышала, чтобы его речь была такой свободной, — правильная разговорная английская речь. И он использовал фамильярную форму обращения. Но что могло быть более естественным поводом для этого, если не близость, которая только что связала их?

— Не знаю, что бы стала делать я, если бы ты не попросил. — Как это замечательно, что они в таком согласии друг с другом. Просто счастливое предзнаменование!

Он не знал, то ли хмуриться, то ли улыбаться. Может быть, она его дразнит?

— В самом деле?

— Да. Ты же видишь, я взяла с собой ранец.

— Вижу. И рад, что ты предвидела это заранее. Потому что теперь мы сможем уехать из Сахаранпура, как только встанем.

— Но нам не нужно вставать прямо сейчас?

— Нет, не нужно.

Катриона снова его поцеловала — на сей раз неспешно, без стеснения исследуя твердую линию рта, слишком переполненная любовью, благодарностью и счастьем, чтобы говорить. В следующий миг ее захлестнула новая волна головокружительного удовольствия, когда его губы ответили на ее поцелуй, и вскоре она не могла думать ни о чем другом, как о жгучем желании, что снова поднималось в ней.

— Катриона. — В его устах ее имя прозвучало как сладчайший вздох, будто она была святилищем, в котором ему посчастливилось найти пристанище во время бури. — Ты и не догадываешься, какое удовольствие мне даришь. Удовольствие, которое я принимаю, не боясь в том признаться. Думаю, что мне никогда не наскучит в этом признаваться.

— Ты можешь говорить об этом всю дорогу, когда мы отправимся в горы.

— И я скажу. И не только в горах. И скажу еще многое другое.

— Тогда в путь! — Она подняла голову, которая покоилась на его груди. — Давай уедем прямо сейчас, прежде чем кто-нибудь попытается нас остановить. Прежде чем кто-нибудь из домашних шпионов донесет на меня. Знаешь, мне кажется, что все вокруг только и делают, что суют нос в чужие дела, чтобы затем торговать чужими тайнами.

Танвир резко вскинул голову, и в темноте, пронизанной лунным светом, Катриона ощутила на себе тяжесть его пристального взгляда. И в первый раз почувствовала себя неуютно.

— Я никого не хочу оскорбить, — попыталась объяснить она. — Просто теперь мне кажется, что я была слишком наивна и не понимала, как устроен мир.

— Да, — легко согласился он. — Таков этот мир. Чернь хватается за любую возможность получить бакшиш. И ты права, если хочешь, чтобы мы уехали прежде, чем понадобится снова открывать карман пошире.

Но снаружи шатра раздался тихий голос, как зловещее предзнаменование того, что рок не дремлет.