Элизабет Эссекс - Страсть и скандал

Вид этой узкой щербатой двери и ступенек, взмывающих круто вверх, заставил ее запаниковать снова. Беркстед толкнул ее вперед, и она уже не могла хвататься за пистолет, который упирался ей в челюсть.

Катриона выбросила левую руку в сторону, а правой ногой зацепилась точно за дверную раму. Она чувствовала, что от страха теряет рассудок, и сердце ее готово выскочить из груди, и дыхание сделалось хриплым и прерывистым. Она попыталась дышать через нос. Пыталась думать.

— Куда мы идем?

Она задыхалась и пищала как мышь. Она была в отчаянии.

— Мы идем наверх, — прошипел он ей в ухо, выламывая руку, которой она хваталась за стену — долго и старательно, и Катриона почувствовала нестерпимую боль в локтевом суставе, но руки не отняла. Затем еще раз, еще дольше, пока ее рука не начала дрожать от неимоверного усилия.

Стиснув челюсти, Катриона чуть не прокусила себе нижнюю губу. Нужно было заставить себя терпеть. Сколько сможет выдержать. Нужно быть сильнее Беркстеда. Нужно найти способ взять над ним верх. Нужно его перехитрить. Ведь она пережила и пожар, и пустыню, и изгнание. Она не может сломаться сейчас.

Но Беркстед был не менее силен, чем умен, при всей своей ничтожности. Как раз в тот миг, когда она решила, что не может терпеть больше, он вдруг отпустил ее руку и всем телом толкнул прочь от двери, и она не удержалась на ногах. Чтобы не упасть, ему пришлось привалиться к стене, и Катриона больно ударилась виском о дубовую панель двери.

Боль полоснула ее точно острый серп. Перед глазами пошли странные круги, и все вокруг сделалось неузнаваемым. Воцарилась звенящая тишина, столь полная и бездонная, что оглушила Катриону на долгий миг, прежде чем все — каждое отдельное ощущение ее тела — вернулось к ней, обрушиваясь на нее с такой жестокой силой, что поглотило целиком.

Боль была подобна вулканическому извержению. А когда немного смягчилась, Катриона обрела хоть какую-то способность думать и услышала, как падает железная задвижка двери, отрезая путь назад, и почувствовала, что ее снова тащат за шею вверх по шатким деревянным ступенькам, на самый верх колокольни.

Панический страх, заливавший грудь, был так горяч, что ей казалось, будто она истекает кровью. Катриона чувствовала во рту ее металлический привкус — там, где прикусила себе щеку.

Она немедленно возобновила сопротивление, сражаясь с рукой, зажимавшей ей горло. Лягалась и топтала его ногами, делая все, что могла, лишь бы замедлить этот страшный путь наверх. Потому что там, наверху, произойдет ужасное. Потому что путь вниз с колокольни уимбурнской церкви очень, очень долгий!

Беркстед рычал и шипел, когда ее удары попадали в цель.

— Все равно все кончено, мышка. Ты у цели. Сейчас ты повесишься, не выдержав угрызений совести.

Что-то было не так. Роковым образом не так — даже воздух шептал об этом Томасу. Он чувствовал серную вонь — где-то здесь затаилось зло, отравляя своим дыханием мирные поля.

Томас остановил лошадь, не доехав до середины тихой аллеи. Он свалял дурака. Следы, по которым он шел, те же самые следы, которые обнаружил вчера егерь со своими помощниками, были его собственными. Он сам ехал вчера по этой аллее из «Грошового Хэндли» на своей лошади с маленькими копытами и очень приметными подковами, остановившись как раз на этом месте, чтобы охватить взглядом дом, о котором он столько читал в письмах Джеймса, но ни разу еще не видел. Он сам стоял тут, восхищаясь видом высокого, с зубчатыми выступами дома, а луговые травы такого необычного зеленого цвета тем временем шептали ему свои приветствия.

В это утро травы и зеленые изгороди молчали. Как будто звери и птицы попрятались. Как будто сама земля скрывала от него что-то, а он до сих пор не сумел разгадать этой тайны. Где-то здесь рядом был Беркстед. Томас чувствовал это — как будто негодяй уже сомкнул руку на его горле.

Что же он упустил? Томас смотрел на цепочку своих следов, что вели назад к уединенному постоялому двору, «Грошовому Хэндли», мысленно припоминая каждый свой шаг. Прав ли Джеймс, предполагая, что Беркстед последовал за ним в Уимбурн? Ведь и правда мисс Анна Кейтс действительно жила здесь тихо и мирно целый год, пока не появился Томас. И выстрелы прогремели сразу после его приезда. Может быть, брат не ошибся и черная метка как раз у Томаса.

И здесь, среди живых изгородей, он не отыщет никаких доказательств. Вчерашний ночной ливень стер почти все следы. Томас направил лошадь к востоку, где под боком у поместья Уимбурн угнездилась деревушка. Маленькая деревня — всего одна главная улица с отходящими от нее тропинками. Единственный большой общественный дом. Томас медленно ехал по главной улице — так, бывало, Танвир Сингх неспешно проезжал мимо дворцов, — внимательно глядя по сторонам, сохраняя при этом внешнюю невозмутимость и даже беззаботность, маскируя живую настороженность, с которой он разглядывал линию заборов и крыши отдельных домов, и напрягал слух, чтобы не пропустить ни единого звука шагов. Но все, казалось, было как обычно.

Что-то толкнуло его оглянуться на Уимбурн-Мэнор — может быть, странная тишина? Уши уже привыкли к необычным для Томаса звукам английской деревни — жужжанию пчел и стрекоз, мелодичному чириканью воробьев, стремительно взмывающих над полями, и монотонному гулу занятой повседневным трудом деревни. Но никакой живой суеты, лишь поднимающийся ветер зловеще свистел в кронах деревьев.

Было воскресенье — раннее утро, и служба в церкви еще не началась. Может быть, поэтому было так тихо. Но что-то иное крылось тут — и деревня, и поместье казались подавленными и странно настороженными.

Или это разыгралось его воображение? Везде ему чудится предательство! Укоренившаяся в нем за долгие годы привычка подозревать всех и вся заставляла его видеть привидения там, где их вовсе не было.

Осмотрев деревню, Томас повернул назад, на земли поместья. Тут и нашел он Верзилу Хэма, который шагал — ни дать ни взять медведь — по направлению к загонам.

— Хэм?

По тону хозяина Верзила Том догадался, в чем дело, без дальнейших уточнений.

— Дело нечисто! Лошади брыкаются, точно их заели слепни.

— Точно. — Ему немного полегчало. Значит, не почудилось.

— Он где-то здесь, наш стрелок. Светлые волосы, росту примерно вот такого. — Томас показал рукой. — От двенадцати до тринадцати с чем-то стоунов весу. Был когда-то красивым парнем, с белокурыми локонами. Сейчас у него сломан нос. Может быть, еще что похуже.

— У меня полно этих, со сломанными носами. Но хуже, вы говорите? Может быть, негодная рука?

— Где? — только и мог спросить Томас.

— На конюшне. Один из тех парней, о которых я вам толковал. Ветеран! Баррингтон, так его зовут. Ушел от нас, и дешево отделались. Бесполезный тип, толку от него никакого.