Элизабет Хойт - Таинственный спаситель

Ее взгляд внезапно заострился.

— Но с тех пор ты возмужал, а? И стал жестче.

Уинтер вскинул брови.

— То было девять лет назад. Не может же двадцатишестилетний мужчина остаться таким же, каким был в семнадцать.

Она фыркнула и начала сворачивать костюм.

— То мне неведомо, но порой я спрашиваю себя, хорошо ли сэр Стэнли знал, что делает, когда давал тебе шпагу и маску.

— Вы не одобряете мои поступки?

Она нетерпеливо отмахнулась.

— Не пытайся сбить меня с толку. Я знаю только, что неестественно это для мужчины все время бродить по улицам Сент-Джайлса, взваливая на себя чужие беды.

— А вы бы предпочли, чтоб я оставлял людей в беде? — спросил он просто из интереса.

Она резко повернулась и пригвоздила его взглядом. Может, глаза ее и стали плохо видеть от долгих лет шитья при слишком тусклом свете, но взгляд по-прежнему был острым.

— Я видела разрез от ножа на тех старых гетрах, что ты принес мне, и засохшую кровь по краям. Должно быть, ты прячешь под бриджами ужасную рану.

Он с улыбкой покачал головой.

— Я молод и силен. На мне все быстро заживает.

— В этот раз. — Она сунула скрученный в узел костюм ему в руки. — А что станешь делать, когда рана будет глубже? Длиннее? Ты не бессмертный, Уинтер Мейкпис, что бы там сэр Стэнли тебе ни говорил.

— Спасибо, госпожа Медина. — Он взял костюм и вынул из кармана маленький кошелек — почти все деньги, которые он сэкономил, с тех пор как у приюта появились патронессы. — Зайдите в приют завтра утром. Теперь, когда мы в новом доме, думаю, нам понадобится кухарка. А я тем временем буду иметь в виду ваши предостережения.

— Пф. — Она взяла кошелек и, хмурясь, отперла дверь. Но когда он проходил мимо, то услышал, как старуха проворчала: — Будьте осторожны, мистер Мейкпис. Вы нужны Сент-Джайлсу.

— Спокойной ночи.

Уинтер поплотнее завернулся в плащ, выходя в промозглую тьму. Если б он был в костюме арлекина, то мог бы прямо сейчас отправиться на поиски чужих бед и затеряться в ночи и опасности. Уинтер раздраженно пожал плечами. Руки так и чесались взмахнуть шпагой или врезать кулаком. Он целую неделю провалялся в постели, давая ноге зажить, и теперь был почти готов наброситься на грязные стены маленького дворика.

Завтра ночью, пообещал он себе. Завтра он найдет кого-нибудь, кто нуждается в помощи. Найдет с кем подраться.

Эта мысль заставила его резко остановиться. Он всегда считал себя человеком мирным, несмотря на ночные похождения. Он перевоплощался в Призрака Сент-Джайлса, дабы предотвращать и исправлять зло. Помогать тем, кто не может помочь себе сам.

Ведь так?

Он покачал головой. Ну конечно же, так. Сент-Джайлс — открытая рана на теле человечества. Те, кто слишком беден, чтобы жить где-то еще, приходят сюда. Проститутки, воры, рабы джина. Все отбросы Лондона. А с ними являются и их проблемы: насилие и воровство, голод и нужда, заброшенность и отчаяние. Он уже давно понял, что только лишь дня не хватает, чтобы помочь всем нуждающимся в Сент-Джайлсе, потому прибавил еще и ночь. Порой, дабы исправить зло, требуется больше, чем одни добрые намерения и молитва.

Порой может помочь лишь острие клинка.

Уинтер свернул за угол и вышел на более широкую улицу, напугав худую как скелет маленькую собачонку, которая походила на терьера. Пес один раз тявкнул и снова съежился на куче тряпья, на которой лежал. Уинтер прошел было мимо, но что-то заставило его приостановиться. Возможно, он почувствовал какое-то движение или запах чей-то еще, кроме собаки.

Или, быть может, это была воля Провидения.

Так или иначе, но он повернулся и пригляделся повнимательнее. Что-то светлое лежало на темной собачьей шерсти, похожее на экзотическую морскую звезду, — детская ручка. Уинтер наклонился и приподнял лохмотья, не обращая внимания на неуверенное рычание, исходящее из тощей собачьей груди. Перепуганное личико отшатнулось от него — глазенки широко открыты, рот перекошен от ужаса.

Уинтер присел на корточки, чтобы выглядеть менее устрашающе.

— Я не обижу тебя, малыш. Ты совсем один?

Но ребенок упрямо сжал губы и, похоже, не собирался говорить.

— Пойдем, я знаю одно теплое безопасное место. — Уинтер осторожно поднял кроху вместе с тряпками и псом, не обращая внимания на слабые попытки пса отпугнуть его. Одному Богу известно, отчего ребенок так напуган, но он не может оставить беднягу здесь замерзать.

Псина выпуталась из тряпок и с повизгиванием свалилась на землю. Ребенок что-то прошептал и умоляюще протянул руку к собачонке.

Уинтер обернулся к собаке:

— Что ж, иди и ты.

И, не оглядываясь на дворняжку, повернулся и зашагал в сторону приюта. Побежит пес следом или нет, в любом случае не он его главная забота, а ребенок.

Он чувствовал, как маленькое тельце дрожит у него на груди — не то от холода, не то от страха.

Через полчаса впереди замаячил новый приют для сирот и подкидышей. Здание было из обычного кирпича, но все равно выделялось среди своего окружения, как светящийся маяк надежды. При этой мысли Уинтер даже запнулся. Что он станет делать, если леди Бекинхолл права, и его прогонят? Он представления не имеет, ибо приют и помощь детям — то, чему он всегда хотел посвятить свою жизнь. Без этого — без них — он просто ничто.

Он отринул эту мысль и пошел дальше. Ребенка надо поскорее занести в тепло. У центрального входа была роскошная лестница, но Уинтер предпочел более доступный черный ход.

— Да благословит вас Господь, сэр! — воскликнула Эллис, одна из служанок, когда Уинтер вошел. Черный ход вел в кухню, и Эллис как раз наслаждалась чашечкой чая перед сном. — Я не знала, что вы так поздно выходили, мистер Мейкпис.

— Пожалуйста, налей чаю и добавь побольше молока и сахара, Эллис, — распорядился Уинтер, поднося ребенка к очагу.

— Пошла прочь!

Уинтер повернулся на гневное восклицание Эллис и увидел, что она пытается прогнать с кухни собачонку.

Ребенок протестующе захныкал.

— Все в порядке, Эллис. Пусть собака останется.

— Эта грязная вонючая тварь? — возмущенно проворчала служанка.

— Да, я вижу, — сухо отозвался Уинтер. Дворняжка подобралась к очагу, явно разрываясь между желанием держаться поближе к ребенку и инстинктом бежать от чужаков, и от ее свалявшейся шерсти несло тухлой рыбой.

— Вот возьмите-ка. — Эллис вручила Уинтеру чай с молоком и постояла, глядя, как он придерживает чашку в трясущихся ручках малыша, чтобы он мог попить. — Бедненькая крошка.

— Да, — пробормотал Мейкпис. Он убрал жидкие волосики с маленького грязного личика. На вид ребенку было года четыре-пять, но, может, и больше, ибо многие дети в Сент-Джайлсе слишком малы для своего возраста.

Собака вздохнула и плюхнулась в углу у очага.