Джиллиан Стоун - Влюблен и очень опасен

Рейф повернулся к Фанни:

– Может ли интерес Мэллори к тебе, если, конечно, Мэллори – тот самый, кто стоит за всем этим, иметь отношение к секретному изобретению твоего отца? Ты знаешь, что представляет собой его экспонат? И где именно он может находиться?

Фанни слизнула бисквитные крошки с нижней губы, чем сильно отвлекла Рейфа от размышлений.

– Мне не приходит в голову ничего, что могло бы заинтересовать террористов. Тема выставки, насколько мне помнится, «Лучшая Британия, лучшая жизнь».

– Могу авторитетно заявить, что экспонат твоего отца – не боевая машина, – откликнулся из своего угла Минноу. – Я потихоньку занимаюсь промышленным шпионажем, детектив, – пояснил он вопросительно взглянувшему на него Рейфу.

– А могу я спросить, что представляет собой ваш экспонат, профессор? Вы, кажется, говорили что-то о субмарине? – поинтересовался Рейф.

Глаза Минноу лукаво блеснули.

– Водоизмещение – двенадцать тонн, экипаж – три человека, мощность двигателя – семнадцать лошадиных сил плюс пневматическая система для запуска торпед.

– Впечатляет, – восхищенно заметил Рейф.

– Субмарина стоит на приколе на Оксфордском канале в верфи. Тамошние специалисты занимаются ее доработкой – дуговым освещением и стальной обшивкой. Я попрошу вас подбросить меня до Северного Оксфордшира, чтобы я успел доставить «Горацио» по Темзе к началу демонстрации. – Минноу усмехнулся. – Там как раз хватит места на нас троих, детектив Льюис.

Рейф нахмурился. Хью оживился.

– А ведь так, возможно, будет безопаснее, чем на поезде, – резонно заметил Керзон.

Фанни с сомнением взглянула на пожилого шотландца.

– Вы ее хорошо проверили? Не хочется оказаться на глубине двадцати футов с неисправными форвакуумными баками.

Профессор довольно осклабился.

– Правда, значит. Эмброуз сам занимался разработкой субмарины. Ха! Так я и знал! Он проводил кое-какие испытания в Квинсферри.

Фанни ухмыльнулась в ответ.

– Отец строил большой корабль в устье. Хорошо оснащенный корабль, в котором запросто можно отправляться в кругосветку, – гордо заявила Фанни.

Рейф обдумывал слова Хью. Поезда, прибывающие в Лондон с севера, наверняка находятся под пристальным вниманием утопистов.

– Хорошая мысль, профессор, – сказал он. – Попробуем себя в роли подводников.

Фанни заерзала на сиденье.

– Совещание, надеюсь, закончено? Мне надо написать письмо домой. Мне ведь обещали доставить сундук с нарядами в Лондон, не так ли?

– Вот незадача! Я совсем позабыл. – Порывшись в карманах, Рейф достал карандаш и блокнот. – Валяй, Фанни.

Фанни облизнула губы.

– Полагаю, мне следует быть готовой к худшему. Сколько времени мне придется провести в Лондоне? Неделю или две?

– Все зависит от того, сколько времени уйдет на то, чтобы изловить злодеев. Возможно, речь идет о нескольких месяцах.

Фанни помрачнела.

– Ты нарочно сгущаешь краски, чтобы меня позлить?

Рейф вымучил улыбку.

– Диктуй, Фанни.

– Мне понадобится дорожное платье в сине-белую полоску, пелерина в цвет и соломенная шляпка, украшенная васильками и синими лентами. К платью потребуются белые нижние юбки и камисоль. Белые или светло-серые чулки и синие подвязки…

– Подвязки в цвет? – Рейф в недоумении наморщил лоб. – Кто, черт возьми, будет знать, какого они цвета?

– Я буду знать, – строго ответила Фанни.

Рейф дипломатично воздержался от комментариев, ограничившись сдержанным вопросом:

– Ты всегда подбираешь белье в цвет платью? – Рейф не стал дожидаться ответа, ему достаточно было увидеть, как от возмущения зарделось ее лицо. – Не трудись отвечать, я уже все понял. Ну конечно, как без этого.

– Итак, мне потребуется, по крайней мере, пять дневных платьев. Однотонное из голубого муслина, бледно-желтое платье в полоску и к нему бело-розовый жилет с индийским орнаментом. – Затем последовало подробное описание комбинаций из юбок и жакетов. Рейф терпеливо делал пометки. – И наконец, что-нибудь элегантное черное, – со вздохом закончила Фанни.

Минноу сладко похрапывал в углу, и Хью, надвинув шляпу на лоб, делал вид, что дремлет. Впрочем, Рейф заметил, как тот ухмылялся всякий раз, когда Фанни упоминала интимные детали своего туалета.

Дабы не утруждать себя писаниной, Рейф решил не вдаваться в подробности, ограничившись одной строчкой: пять дневных платьев, одно черное. Поезд замедлил ход – впереди станция. Рейф должен был отправить телеграмму в Скотленд-Ярд и отдать распоряжения относительно отправки в Лондон нарядов для Фанни. Он сложил листок вчетверо.

Фанни нахмурилась.

– Я еще не закончила, остались туфли и украшения.

– Да нет, у меня все записано. – Рейф развернул листок и прочитал: – Туфли, перчатки и украшения в комплект. – Насчет нижнего белья он умолчал.

Рейф разбудил профессора, Хью поднялся с места, прихватив с собой оружие, и все трое направились к выходу. Выходя из купе, Рейф напомнил Фанни, чтобы заперла за ним дверь.

– Отправь телеграмму миссис Локли и сообщи ей, чтобы та велела Фионе упаковать мой багаж, – в свою очередь, напомнила ему Фанни. – Ты мог бы также направить телеграмму по адресу Аберкомби, семь, мистеру Коннори, поверенному моего отца. Он должен знать, куда был отправлен экспонат для выставки.

Рейф улыбнулся.

– Спасибо.

– Не за что. Чего не сделаешь, чтобы остановить этих маньяков из «Утопического общества». – Фанни заперла дверь изнутри и, вернувшись на место, сладко зевнула. Солнце уже поднялось высоко, день выдался ясным, и зеленые равнины за окном выглядели весьма живописно. Однако начало припекать, и в купе сделалось жарко. Фанни сняла жакет, сложила его, подложила под голову и, примостившись в углу, закрыла глаза. Самое время вздремнуть, но не тут-то было. В голове теснились вопросы, на которые у нее не находилось ответов. Она думала о Рейфе, о превратностях судьбы, приведших к его скоропалительному и, очевидно, не слишком счастливому браку.

Разумеется, теперь, после вчерашнего объяснения с Рейфом, многое прояснилось. Его ввели в заблуждение, заставив думать, будто она, Фанни, его бросила. Насколько помнилось Фанни, идея написать Найджелу о том, что Фанни встречается с герцогом Графтоном, принадлежала Клер. Фанни прикусила губу. В том письме действительно делался прозрачный намек на флирт между Фанни и Графтоном. Как ей тогда казалось, этот намек заставит Рейфа пожалеть о том, что он не поехал с ними в Италию, но чтобы довести Рейфа до отчаяния – об этом и речи не шло.

Фанни испытывала угрызения совести из-за причиненных Рейфу страданий, однако к чувству вины примешивалась досада. Чем больше она думала о том недоброй памяти письме, тем больше ее озадачивала реакция Рейфа на, казалось бы, безобидную шутку. Разрешить ее сомнения мог бы откровенный разговор с Найджелом или Клер, но и то и другое в настоящий момент было неосуществимо.