Эрин Найтли - Знакомый незнакомец

И любила его. Отдала бы все, чтобы быть с ним. Будь она одна… Если бы от ее поступков никто не зависел… Но она должна думать о сестрах. Она никогда не сделает ничего, что повлияло бы на их будущее. Кто возьмет замуж сестру женщины, ставшей женой изгоя, запятнанного государственной изменой?!

Сердце больно сжалось. Как все это произошло? Она нашла человека, с которым хотела быть… Но его тут же отняли, прежде чем они воспользовались шансом объясниться и понять друг друга.

Она закрыта глаза и прижала кулак к губам.

Ей не получить Бенедикта.

От этой жестокой правды Эви стало так холодно, словно она лежала в снегу.

Но даже если она не сможет быть с ним, то все равно попытается помочь. Пусть у нее не хватит сил бороться с его врагами. Но она способна освободить его разум и обелить совесть, признавшись, что простила его. Их последний разговор, когда она сгорала от гнева и враждебности, не может стать окончательным. Ей было очень больно сознавать, что она своим равнодушием и жестокостью ранила его. И она не вынесет, если он так и не узнает, что она его простила. Она так много лет жила с душой, искалеченной предательством, что не поняла его. Но не может приговорить его к такой же судьбе.

Она открыла глаза, в которых сияла решимость. Полная этой решимости, Эви отбросила одеяло и свесила ноги с кровати. Плечо все еще побаливало, но она, почти не замечая неприятных ощущений, подошла к гардеробу, открыла дверцы и вынула маленький дорожный саквояж.

После удушливой тишины пустого подвала звук открывавшейся двери резанул уши, чтобы не сказать больше. Бенедикт прищурился от слепящего света, озарившего комнату, как вспышка молнии. Дверной проем заполнила темная фигура. Черт, ему противно собственное бессилие!

— Здравствуй, Бенедикт! Как любезно с твоей стороны навестить нас.

В гнусавом голосе Генри звучало еще большее высокомерие, чем помнил Бенедикт.

— Полагаю, ты наслаждаешься своими покоями?

Стоя спиной к стене в нескольких шагах от двери, Бенедикт пожал плечами. Он не собирался поддаваться на провокацию.

— Генри, — коротко приветствовал он, хотя кровь бешено кипела в жилах. Этот человек принес Эви столько боли! Этот человек навлек позор на семью. Все мерзкое, все ужасное в жизни Бенедикта было связано с Генри.

— Следуй за мной, если не возражаешь. Мне очень интересно услышать, почему ты пытался вломиться в дом. Предпочитаю беседовать в уюте моего кабинета. Найджел проводит тебя.

Генри вышел, и крепкий лакей знаком велел Бенедикту идти следом. Неподалеку маячил Уильям.

Бенедикт скрипнул зубами, но беспрекословно повиновался. Ничего не поделаешь, придется смириться, пока не представится возможность атаковать.

Он вышел из подвала. Найджел шагал сзади, а Уильям продолжал держаться на расстоянии, но Бенедикт видел пистолет в его руке.

Вместе они поднялись на холм, где стоял дом, и вошли с черного хода через двойные стеклянные двери. Оказалось, что они ведут прямо в маленький кабинет. Бенедикт вошел и огляделся. Полки в кабинете были почти пусты, если не считать толстого слоя пыли. Роскошного ковра, лежавшего когда-то на полу, тоже не было, как и привычных вещей, которым полагалось находиться в кабинете.

Генри обошел маленький письменный стол и сел, небрежно откинув фалды фрака, словно находился в аристократической лондонской гостиной, а не в унылом, обшарпанном охотничьем домике. Он жестом велел Бенедикту сесть на второй стул, напротив.

— Спасибо, я лучше постою, — сухо ответил Бенедикт. Вся ситуация казалась абсурдной. Что за игру ведет брат?

Генри недовольно сжал губы и, глянув куда-то мимо Бенедикта, махнул рукой. На плечо Бенедикта немедленно опустилась большая ладонь, после чего его бесцеремонно подвели к стулу.

— Собственно говоря, могу и посидеть, — сухо обронил он, прекрасно зная по прошлому опыту, что ничто так не уязвит брата, как пренебрежительное отношение к его «превосходству». Конечно, Бенедикту было невыгодно измываться над человеком, у которого на руках все козыри, но он просто не смог сдержаться.

Генри ответил учтивой, неискренней улыбкой и, откинувшись на спинку стула, сложил пальцы домиком и вскинул брови:

— Мне не терпится узнать, почему ты вломился в мой дом.

Встретив его выжидательный взгляд, Бенедикт пожал плечами. Неужели Генри это серьезно? Что ему нужно? Бенедикту сейчас не до игр.

— После того как Барни не удалось убить меня, он любезно дал адрес своего нанимателя, — откровенно ответил он. — Вообрази мое удивление, когда я услышал название того охотничьего домика, которым моя семья владела много лет.

Генри мгновенно насторожился.

— Убить тебя? Не мели вздор! Барни было приказано привезти тебя сюда. И за эту услугу ему очень хорошо заплатили. Подобная драма совершенно ни к чему.

— Он стрелял в охотников. Из укрытия. Молодую леди, я имею в виду именно леди, дочь маркиза, сбросила лошадь, и она получила серьезное увечье.

Говоря это, Бенедикт изнемогал от ненависти. Он никогда не простит Генри за то, что тот причинил боль Эви.

Но тут он с удивлением заметил, как Генри смертельно побледнел. Интересно. Хотя лицо Бенедикта оставалось бесстрастным, мысли лихорадочно метались. Возможно, он чего-то не знает. И Барни стрелял на свой страх и риск. Что, если он хотел отомстить Бенедикту за роль в крушении империи контрабандистов, которая давала Барни возможность жить безбедно?

Генри подался вперед, глядя в глаза брата.

— Даю слово джентльмена, я не хотел, чтобы кто-то пострадал. Я нанял Барни, чтобы найти тебя, когда ты исчез. И привезти сюда. Не более и не менее.

Генри поднялся и стал медленно расхаживать по комнате, сложив руки за спиной.

— Какая неприятность! От всей души надеюсь, что леди поправится. Барни должен быть… вознагражден за его преданность и способность выполнять приказы. А нам пора выяснить отношения.

Он остановился и сжал спинку стула.

— Один из людей Рено видел тебя в Фолкстоне.

Бенедикт кивнул, боясь взорваться. Какая наглость со стороны брата так небрежно упоминать о связи с Рено!

Генри снова поджал губы, вероятно, удивляясь тому, что Бенедикт ничего не отрицает.

— Ты выставил себя полным болваном! Рено желает поговорить с тобой, но я подумал, что все пройдет куда более гладко, если я сумею найти тебя первым.

Он снова принялся вышагивать по комнате.

— Твоя преданность семье не знает границ.

Генри резко повернулся лицом к нему.