Хизер Гротхаус - Страсть и судьба

— Леди Сесили, — обратилась к ней Джоан, — вы едете в Хэллоушир по зову Всевышнего? Вы считаете монашество своим призванием?

— Раньше я думала именно так, — ответила Сесили.

— Раньше? Но не сейчас?

— Увы…

Джоан некоторое время молчала, а когда заговорила, в ее голосе звучала нерешительность вперемешку с заинтересованностью:

— Что случилось между вами и викарием?

Шокированная бесстыдностью и дерзостью вопроса, Сесили повернулась к Джоан.

— Прошу прощения, — быстро нашлась та. — Разумеется, вы не обязаны рассказывать мне об этом. Просто я подумала, раз уж мы с вами едем в одно и то же место… Впрочем, забудьте, это сейчас не имеет никакого значения.

Она замолчала, но буквально через несколько секунд спросила уже совсем другим тоном:

— Что за люди живут в этом аббатстве? Я имею в виду, кроме сестер-монахинь. Если я не стану одной из них, на меня будут косо смотреть?

— Не стоит волноваться на этот счет, — ответила Сесили, радуясь, что Джоан перестала интересоваться ее личной жизнью. — Хотя аббатство — это место, где живут и работают монахини, там находят временный приют самые разные люди.

— Какие, к примеру?

— Скажем, вдовы, сироты, путники, странствующие монахи. И даже преступники.

— Преступники? — недоверчиво переспросила Джоан.

Сесили утвердительно кивнула:

— Монастырь нередко предоставляет религиозное убежище, в том числе и раскаявшимся преступникам.

— Преступникам, — задумчиво повторила Джоан.

— Не волнуйтесь, леди Джоан, — засмеялась Сесили, — многие из этих людей объявлены преступниками по политическим или экономическим мотивам. Никакой кровожадный разбойник не ворвется ночью в вашу келью. Сестры не настолько щупы, чтобы пускать в свою обитель опасных людей.

— Это хорошо, — проговорила Джоан, оглядываясь по сторонам. Потом она снова повернулась к Сесили: — И даже король никогда не сможет добраться до обитателей монастыря, чтобы арестовать неугодного ему человека?

— Даже король никогда не сможет этого сделать, — подтвердила Сесили.

— В таком случае леди Сибилле следует подумать об уходе в монастырь.

Сесили не удержалась от смеха:

— Я очень сомневаюсь, чтобы Сибилле пришлась по душе жизнь монахини.

— Это правда, она предпочитает быть хозяйкой положения и самостоятельно решать свою судьбу, — сказала Джоан с плохо скрываемой досадой в голосе.

— Да, и это ей неплохо удается, надо признать.

— Но со мной она поступила не слишком хорошо, — сказала Джоан, повернувшись к Сесили и глядя ей в глаза. — Известно ли вам, что единственной причиной, по которой она пригласила меня пожить в Фолстоу, была ее убежденность в том, что я убила Огаста Белкота? Наверное, она хотела лестью выманить у меня признание.

От этих слов у Сесили перехватило дыхание, и она не сразу смогла ответить Джоан. Она вспомнила, как Сибилла говорила о сделанной ею ужасной ошибке; вспомнила, как Оливер безуспешно пытался что-то ей объяснить в, казалось бы, ясной и недвусмысленной ситуации.

Впрочем, такой ли уж ясной и недвусмысленной?

— Я предпочитаю не вмешиваться в дела Сибиллы, — ответила она и, склонив голову набок, задумчиво взглянула на Джоан: — А вы действительно убили Огаста?

Джоан энергично покачала головой, не отрывая взгляда от лица Сесили:

— Нет. Она хотела, чтобы Оливер сделал мне предложение. Тогда я бы осталась с ним в Фолстоу, и она могла бы расспрашивать меня на интересующие ее темы. Я-то думала, что он действительно захотел взять меня в жены. Я думала, что леди Сибилла была искренней в своей доброте ко мне. Разве вы ничего этого не знали? И даже не подозревали?

Сесили пришлось отвернуться.

— Нет, я ничего не знала. Мне очень жаль, Джоан. Сибилла часто бывает не слишком доброй.

— Неудивительно, что вы не были вовлечены в этот грандиозный обман. Святая Сесили никогда бы не опустилась до этого, не так ли?

Сесили захотелось резко ответить Джоан, наорать на нее, но та неожиданно повернула голову и со вздохом произнесла:

— Взгляните, это не круг Фоксов там, впереди?

Сесили с трудом удержалась от того, чтобы посмотреть в сторону старой крепости в надежде, что и Джоан не обратит на нее серьезного внимания.

— Да, — сказала она сквозь зубы, стараясь казаться безразличной.

— Давайте проедем сквозь эти развалины, — торопливо предложила Джоан, и в ее голосе неожиданно прозвучала тоскливая нотка.

В это ясное солнечное утро, напоенное дыханием близкой весны, Сесили меньше всего хотелось вернуться в то самое место, где они с Оливером занимались любовью, где она забыла обо всем на свете в его объятиях, где она зачала ребенка… Это было слишком больно.

— Джоан, я…

— Это займет совсем немного времени, — настаиваю Джоан. — Прошу вас, леди Сесили. Именно здесь я в последний раз была уверена в том, что стану женой Оливера.

«Именно здесь я в первый раз представила себя его женой», — пронеслось в голове Сесили.

Чувство вины заставило ее повернуть лошадь в сторону развалин. Каждый ее шаг отдавался глухим ударом в душе Сесили, поднимая вихрь тревожных размышлений и вопросов.

— Благодарю вас, — обрадовалась Джоан и, пришпорив свою лошадь, опередила Сесили.

Вскоре она оказалась внутри круга Фоксов и неожиданно спешилась у входа в старую крепость.

Зачем она это сделала? Зачем вошла в крепость? Стояло раннее утро; внутри развалин скорее всего было сыро и темно. И опасно для молодой неосторожной женщины в подавленном состоянии.

— Джоан! — крикнула Сесили. — Джоан, не ходите туда! Там небезопасно!

Блондинка помахала ей рукой и исчезла в дверном проеме, неожиданно показавшемся Сесили зияющей пастью с гнилыми зубами.

Она поежилась от дурных предчувствий и огляделась вокруг, пытаясь успокоиться. Это всего лишь камни, развалины старой крепости. Ей на память пришла песенка, которую они с сестрами любили петь в детстве:

Сесили нахмурилась. Сейчас ей не хотелось вспоминать о матери, сидевшей под старым сухим деревом рядом с кругом Фоксов. Ей не хотелось вспоминать о собиравших цветы сестрах, таких веселых, беззаботных, напевавших эту песенку… Внезапное яркое воспоминание из навеки ушедшего счастливого детства принесло ей острую боль и тоску по утраченному. Из ее глаз потекли горячие слезы.

— Джоан! — снова позвала она, тыльной стороной ладони вытирая слезы. — Джоан! Пора ехать!